моторов, к границе России со стороны Латвии подходило пять огромных грузовиков. Массивные стальные машины двигались по дороге, впечатывая гравий в землю широкими колесами, затянутыми в шипованные покрышки. Льющий с утра дождь покрывал множеством мелких капелек кабины, за которыми, слегка покачиваясь на ухабах стояли массивные контейнеры с ребристыми металлическими стенками.

Российский таможенник устало провел рукой по мокрому лицу, шевельнув при этом висящим на плече автоматом. Борт грузовика проплыл мимо. Глаза резанула ядовито-зеленая надпись "Корпорация «Софорос» намалеванная на борту контейнера. За окном ведущего грузовика мелькнуло слабо различимое сквозь водяные разводы лицо. Таможенник неторопливо махнул рукой в сторону пропускного пункта. Лицо исчезло. Мотор заревел громче, но почти тут же стих.

Грузовик зашипел и ухнул, остановившись невдалеке от полосатого шлагбаума. Хлопнула дверца. Седовласый водитель проигнорировал ступеньку и спрыгнул на землю с удивительной для его возраста легкостью. Подошедший для проверки документов офицер ощутил нечто вроде белой зависти, глядя на стремительность движений этого как минимум 50-летнего мужика.

Бывший спортсмен или военный, это как пить дать.

Водитель молча протянул несколько листков бумаги, пристально глядя себе на руки тусклыми серыми глазами, словно покрытыми старой паутиной.

«Так… «Софорос»… станочное оборудование… офис в Москве… адрес… Вроде все в норме.

Дождь забарабанил сильнее. Таможенник инстинктивно втянул голову в плечи, хотя и находился под крышей. Водитель не шелохнулся. Большой туристический автобус проехал мимо, расплескав большую лужу у обочины. В эту секунду резко лязгнули двери. Седой водила равнодушно стрельнул глазами в сторону двух молодых парней в форме, освещавших фонариками внутренности контейнера на головной машине.

— Все в порядке!

Офицер еще раз изучил безукоризненно оформленные документы и посмотрел в сторону оставшихся грузовиков.

— С ними все о’кей, — сказал подошедший коллега.

Офицер кивнул. После этого собственность корпорации «Софорос» прошла проверку. Оставшиеся меры были уже чистой формальностью.

Седой слегка наклонил голову, принимая назад бумаги. После чего с прежней легкостью запрыгнул назад в кабину. Моторы взревели, и железные махины, набрав скорость пропали в сгустившейся пелене дождя.

Таможенник сумрачно взглянул им вслед и попытался выкинуть из головы некие неизвестно откуда появившиеся подозрения.

Что-то неуловимо знакомое было в поведении этого водилы.

Офицер отмахнулся от бессмысленных размышлений. Усталость и ничего более. Лишь к концу рабочего дня он снова начал вспоминать, где же ему приходилось видеть такие повадки. Иногда случается, что в голову засядет некая мысль, как заноза в ране не дающая отвлечься на другие дела. И до тех пор, пока воспоминания об интересующем вас предмете не оживятся, покоя не будет.

Таможенник уже час лежал в постели, слушая тиканье часов и постоянно в полудреме видел паутинные глаза водилы. И только в двадцатый раз зарывшись головой в подушку, офицер наконец-то вспомнил, на кого был похож седой своим поведением.

— На Кольку, — довольно бормотнул таможенник, закрывая глаза. — Колька так себя держал… точно.

Вскоре храп успокоившегося человека разнеся по комнате.

Колькой звали погибшего пару лет назад приятеля, служившего в войсках особого назначения.

* * *

Василий зашел в палату к Илоне спустя несколько часов после того, как закончилось полуистеричное заседание у Эскулапа.

— Рану загримировать, чтобы и следа не осталось, — главврач выплевывал фразы, как попавшую в рот грязную воду. — К родителям отправишь двух лучших стирателей, чтобы успокоили и настроили на нужный лад. Никаких дополнительных заключений о смерти, пусть довольствуются нашим. Кровоизлияние в мозг, эмболия, придумывайте, что хотите. Все рты на замок, если хоть что-нибудь просочится за эти стены…

После официальной части Эскулап отвел Василия в сторону и сильно сдавил ему руку в районе локтя. Хватка у доктора была все та же — железная. После этого они говорили. Вернее, говорил Эскулап, а Мальцев слушал, отведя взгляд в сторону. Голос говорившего был мягок и убедителен, как всегда.

И вот сейчас по сути дела Василий пришел разобраться с собой. Если судьба девушки уже была более-менее ясна, то сам Мальцев еще не определился. Его будущее зависело от этого последнего разговора. Беседа и решение. А там посмотрим.

Первое, что он учуял, войдя в палату был сигаретный дым. Илона сидела с ногами на кровати, отвернувшись к окну. Василий вдруг ощутил желание подойти и обнять ее за плечи, на которые свалилось вдруг столько всего. Тут же мгновенно ожег стыд или, вернее, смущение смешанное с недовольством самим собой. Еще в школе подобные чувства он испытывал, когда назначал свидание Илоне, а не Карине.

Она обернулась.

Обнимать ее уже не хотелось.

Девушка скривила губы.

— Здравствуй, доктор, — сказала Илона резко и отрывисто. От прежней плавности голоса не осталось и следа. — Ты к кому из нас пришел?

— О чем ты? — Мальцев старался говорить спокойно и беззаботно, но не очень-то получалось.

— Брось, Васенька, — она глубоко затянулась и пустила дым в окно. — Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Тогда расскажи, а я послушаю.

Илона замолчала. Она не говорила ни слова так долго, что пришлось раскрыть рот Мальцеву.

— Я не помню, чтобы ты курила.

Девушка пожала плечами.

— А это и не я. Это Гарпия, дрянь такая, приличную девушку с пути сбивает.

Она засмеялась, словно залаяла. Потом потушила сигарету и серьезно взглянула в лицо Василия.

— Я все вспомнила, — сказала она без обиняков. — Терапия твоей Карины оказалась очень эффективной. Кстати, как она.

— В порядке, — не моргнув глазом сказал Василий.

— Врать так и не научился, — криво усмехнулась девушка. — Я же говорю, я все вспомнила. А все, это значит все.

— Что ты вспомнила? — ему вновь не удалось скрыть профессиональной заинтересованности. Мальцеву порой начинало казаться, что и у него раздвоение личности. Одна из которых устроила утреннюю проверку Илоне, а другая пришла вечером, пытаясь разобраться в себе.

Илона все понимала. Василий видел это.