Теперь, когда она была чем-то вроде звезды Луизеншуле, ей было разрешено проходить углубленные курсы для учениц выпускного класса во второй половине дня. Однажды – было начало декабря, а ранняя зима уже в течение нескольких недель прочно сковывала страну снегом и льдом – она ломала голову над сложной программой сортировки, когда ее телефон негромким звуковым сигналом оповестил о входящем сообщении. На самом деле, конечно, нужно было отключать телефоны, но никто этого не делал.

Хелена отложила карандаш в сторону и вытащила телефон. В тот вечер, к счастью, ей не нужно было в группу СНД, и они договорились встретиться с Мари, которая еще должна была сообщить ей, на каком автобусе она приедет в Веймар, чтобы Хелена могла ее встретить.

Сообщение действительно было от Мари, но оно гласило:

Хелена нахмурила брови. Это звучало совсем не хорошо. Она торопливо набрала текст:

Она ждала. Может, Мари уже выключила телефон? Хелена положила телефон рядом с блокнотом, попыталась сконцентрироваться на программе.

Затем новый звуковой сигнал.

* * *

Дорога в больницу была Хелене известна; она часто там бывала, когда что-то приносила отцу или заходила за ним по дороге домой. Но сегодня дорога туда показалась ей мрачной и гнетущей. Не потому ли, что все было погребено под снегом и льдом, а местность исчезала в бледно-желтых сумерках? Даже когда она наконец миновала ворота и вошла в тепло, в огромный вестибюль с двумя статуями Йозефа Торака справа и слева, огромными и обнаженными, изображающими во всех анатомических подробностях здорового мужчину и здоровую женщину, то прохладное величие и химический запах дезинфицирующего средства легли тяжестью ей на сердце. Всегда ли каждый ее шаг отдавался эхом в этих помещениях? А когда говоришь, то будто реверберирующая комната поглощает каждое слово?

Женщина в приемном отделении знала Хелену и подсказала ей, где найти семью Шольцев: в реанимационном отделении, как она и предполагала.

Мари была там, вышла к ней навстречу заплаканная. Хелена обняла ее, при этом чувствуя себя неловко, непривычно, потому что в ее семье физические контакты были не приняты. У Фрица, узнала она, была высокая температура, очень высокая, и следовало опасаться воспаления легких.

Хелена испугалась. Воспаление легких почти всегда было смертным приговором, насколько она знала. Это знали все, даже Шольцы, которые показались Хелене необычайно спокойными.

– Его жизнь в руках Божьих, – сказал герр Шольц. – Как и жизнь каждого, но в его случае это особенно очевидно.

Мать Мари явно воспринимала это куда менее фаталистически.

– Что бы ни случилось, мы должны засыпать это озеро, – считала она. – Это должны были сделать еще твои родители, когда в нем утонула твоя сестра.

– Озеро было им нужно, – сказал отец Мари. – Они разводили там карпов.

– Да, но мы их уже давно не разводим.

Так они и ждали вместе, и всякий раз, когда тяжелая дверь из матового стекла отворялась и выходил кто-то в белом халате, они поднимали головы, в основном в ожидании известия о смерти Фрица.

К удивлению Хелены, в какой-то момент из-за этой двери вышел ее отец. Но почему? Он ведь был хирургом, какое отношение он имел к этому случаю?

Отец сочувственно пожал всем руки, затем сказал герру Шольцу:

– Я не могу сильно вас обнадеживать. По нашему опыту, было бы чудом, если бы ваш сын пережил эту ночь за счет собственных сил. Но есть кое-что, что мы могли бы попробовать и, на мой взгляд, должны попробовать, если вы согласитесь. Это новейший препарат, способный убивать бактерии с беспрецедентной эффективностью. Он называется пенициллин. Его открыл один британский ученый по имени Флеминг. В самой Англии препарат все еще находится на стадии испытаний, а также держится в строжайшем секрете, но одна из наших секретных служб узнала рецепт, и компании «И. Г. Фарбен» удалось изготовить пенициллин. Если мы дадим его Фрицу, то, конечно, есть определенные риски, вы должны это понимать. Тем не менее я убежден, что в этом случае нам нечего терять, но у нас есть все шансы на победу.

В какой-то ужасный момент, пока Хелена наблюдала, как герр и фрау Шольц обмениваются долгими взглядами, она испугалась, что они могут отказаться, потому что они были так набожны и убеждены, что всё в любом случае в руках Божьих. Но тут герр Шольц сказал:

– Попробуйте. Если на то Божья воля, то этот пенициллин, возможно, появился как раз в нужный момент.

Итак, через несколько минут Фриц получил первую инъекцию препарата, а через несколько часов – вторую.

Это был долгий вечер. Хелена, конечно, тоже осталась с ними и задремала на жесткой, неудобной деревянной скамье. Глубокой ночью пришел врач, которого она никогда не видела раньше, и тихо сказал:

– Лихорадка спадает. Насколько можно судить, ваш сын вне опасности. Вы можете пойти домой, мы будем держать вас в курсе по телефону.

Когда на следующий день они приехали в больницу, Фриц уже был в сознании, хотя еще очень усталым и сонным. Через день он был уже почти таким же озорным, как и всегда. Он много кашлял, у него было много мокроты, которую ему приходилось выплевывать, и ему казалось:

– Я постепенно выплевываю свой мозг. Вот и всё со школой.

Через две недели, как раз к Рождеству, он снова вернулся домой, и его надежда на то, что со школой покончено, не оправдалась. Естественно, он может вернуться на занятия, как только они начнутся, сказал доктор.

В преддверии Рождества отец протянул Хелене тонкую папку.

– Я подумал, что это может тебя заинтересовать, – сказал он. – Речь идет о препарате, который спас брата твоей подруги.

Хелена раскрыла папку. В нее был вложен густо напечатанный сброшюрованный отчет объемом около десяти страниц. «Случай приема пенициллина (бактерицидное вещество)» было написано на первой странице.

– Вы получаете много подобных отчетов? – спросила она, продолжая листать.

– Время от времени, – ответил он. – Они, конечно, строго конфиденциальные. Никому о них не рассказывай. Даже своей подруге.

Хелена кивнула. То, что отчет строго конфиденциальный, было написано на каждой странице, в верхней строке и еще раз в нижней. Кроме того, на каждой странице стояло: «Управление национальной безопасности, отдел экономического просвещения/медицины». Хелена смутно вспомнила, что уже когда-то слышала об этом учреждении, но не знала, где и когда, но это не показалось ей столь важным.

Начиная с его первой авантюры, с этой Алисой… какая там у нее была фамилия? Он никак не мог вспомнить. Неважно, в любом случае, с тех пор Ойген Леттке привык отсыпаться на следующее утро. Выключать будильник, просыпаться самостоятельно, оставаться в постели и в этом восхитительном полусне между пробуждением и сном еще раз вспоминать приключения предыдущего вечера, переживать все еще раз, не спеша, не беспокоясь, все ли пойдет по плану. Еще раз вызывать в памяти возбуждение, которое он испытывал, восхитительное чувство власти – власти, которой его наделяло знание, точно так, как и было написано над входным порталом управления! Потому что он знал, что может принуждать женщин, может потребовать от них всего, а они должны ему повиноваться, даже если не хотели этого!