Пролетая по Новому Арбату, Путин совершенно не замечал книжных лотков. Он был равнодушен к современным книгам. Он давно не читал книг. Не прочел он и последнюю подложенную под него книгу-бомбу «Немец в Кремле» Александра Papa. Да и на лотках она зря пылилась. Пылилась и книга Путина «От первого лица»… Никто так и не усек в этой изощренно выстроенной и отфильтрованной биографии, кто же он — человек-загадка? Чего он хочет? На что он способен? Чего нам завтра ждать?

…О если бы знал президент, из каких трущоб, из какой подвальной сырости замечательные книги проникали на книжные лотки Нового Арбата и попадали в руки москвичей!.. Здесь, в темных сырых углах, хранились банановые коробки с остатками нераспроданного тиража 1999 года книги «Записки президента» и новая книга Ельцина, написанная Валентином Юмашевым, «Президентский марафон», «Ельцин и его генералы» Виктора Баранца, бестселлер Александра Коржакова «От заката до рассвета». Книга, вызвавшая сперва легкий переполох, но вскоре залегшая намертво на дно — «Крестный отец Кремля». Плоды бессоных ночей Олега Попцова «Тревожные сны царя Бориса»… И наконец, «Мысли мудрых людей от Пифагора до Путина» — маленькая лесть объемом в пятьсот страниц от издательства «Эксмо-пресс» с портретом Путина на обложке рядом с самим Пифагором. Наверное, Путин и не подозревал, что он брызжет афоризмами, что они устилают его следы и окутывают его, как фимиам. Чего стоила одна «афористическая» фраза: «Я хочу доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справилась…» Это была глубокая мысль. Ей позавидовал бы Пифагор… Позавидовал бы Монтень… И таких афоризмов Путина в книге было пять. Еще в книге было три афоризма Ельцина… Но умолчим о них…

…В годы студенчества Путин любил Льва Николаевича Толстого. Это был его кумир. Кроме того, он на досуге перечитал все, что мог достать, о работе Третьего охранного отделения. «Записки министра внутренних дел А. Протопопова», «Мемуары В. Плеве», «Гибель императорской России», написанную заведующим департаментом полиции П. Курловым. Труд М. Дитерихса «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале». Работая в КГБ, он любил читать журналы «Былое» и «Красная Новь»… Дома, в его петербургской библиотеке было подобрано все, что издавалось, о разведчиках, в том числе западных, которых в СССР почему-то называли шпионами… Он старательно отрабатывал в себе мастерство актера и не понимал, что значит «делать хорошую мину при плохой игре». Как может быть хорошая мина, если игра ни к черту? Он перечитал все книги о римском императоре Клавдии Нероне, его восхищала эта раздвоенная яркая личность, император-актер… А ведь какая гибкость, какая пластика души, какая виртуозность манер и речи, какое самообладание… Еще в Питере, работая в команде Анатолия Собчака, он обратил внимание, что сильные мира сего играют в политику, играют как заправские актеры: говорится одно, делается другое, а думается третье… Лицедейство было неотъемлемым качеством, наиглавнейшим качеством… Истинные мысли и намерения надо было всегда скрывать… Лев Толстой был весь в мыслях, как рыба в чешуе. Из него никогда не вышло бы политика. Он не потянул бы сегодня даже на депутата, потому что не умел притворяться и лгать. Писатели вообще не пригодны для политики. Единственным политиком-писателем был гениальный Гвиччардини…

…Современных писателей Путин не любил и не знал. Более того, он относился к ним с явным предубеждением и полагал, что особого толка от них для страны нет. При современной технологии развития общества они стали анахронизмом. Да и в текстах ли дело? Романы перестали быть грозным оружием, как во времен Сталина, когда для народа создавались фабрики иллюзий, мифов и легенд о том, «Как закалялась сталь», «Как строился Днепрогэс», героический «Беломорканал». Кануло в вечность величественное шествие соцреализма… Сейчас другие методы работы с толпой, другие стимулы… Сейчас ничего не сделаешь на голом энтузиазме. Это уже не тот народ тридцатых годов, не те нищие безумцы, которым нечего было терять, кроме фанатической идеи, и они готовы были ложиться под рельсы вместо шпал, когда застревал в пути паровоз. В стране возник культ собственности. А собственнику плевать на иллюзии и голый энтузиазм. Дежурных писателей-пропагандистов заменили телевидение и Интернет. Новые иллюзии из «ящика» достигали самых удаленных уголков страны за считанные секунды и опыляли миллионы инфантильных мозгов. А что книги? Это такой длинный путь… Стоило ли тратить сотни тонн бумаги ради сгустков книжных иллюзий, залегавших на складах? Если бы при Сталине было телевидение, Иосиф не расстрелял бы ни одного писателя. Они не стоили даже пуль! Надо было просто предать их забвению, оставить на произвол, обречь на нищету. Пусть идут работать дилерами по продвижению супов «Галина Бланка», как Якубович… А в свободное от работы время пиши… Наивный мечтатель Хрущев взял писателей на службу Кремлю, заставил смотреть власти в рот, взвинтил гонорары, расплодил тысячи ненужных журналов, издательств. Он верил в эффективность фабрик книжных иллюзий. Верил и маразматик Брежнев, учредивший госпремии, награждавший лже-писателей, творцов «секретарской литературы» дачами, орденами… Где этот дым жертвенных костров? Время развело гарь, затушило костер. Смыло, как плесень, всю эту надуманную чушь олитературенного мудакизма. Народ не обманешь. Ему нужно много хлеба и еще больше зрелищ…

При Брежневе расплодилось невероятное количество писателей-паразитов, графоманов, критиков от соцреализма придворных поэтов-шаркунов. Их стало так много, что они уже не умещались в инкубаторе Союза писателей СССР, они отпочковывались целыми кланами и союзами, создавали группировки мутантов — «Апрель», «Май, «Июнь», «Июль»…

Когда кроликов становится слишком много, вмешивается природа, на них нападает мор. Это прекрасный регулятор. Он восстанавливает генетический баланс. Кролики-писатели тоже должны естественным путем уменьшить поголовье. Стране, по сути дела, нужны два-три писателя с именем. Пока есть один — Солженицын! Как истинный писатель — он в оппозиции. Как истинный писатель — он не конструктивен. Он может критиковать, да. Но он не может предложить народу свой путь. Он не создал своего учения, как Лев Толстой. Толпа за ним не пойдет. Ему некуда ее вести. Да, да, этот народ не пойдет в «стан погибающих за великое дело любви». Он пойдет в стан приватизаторов. «Оставалась единственная угроза со стороны писателей — юмор! Анекдоты были панацеей для России. Их сочиняли евреи. У русского человека вообще плоховато обстоит дело с юморком. Вон что вытворяют Веллер и Севелла… Объявились Дрыгунов и Купцов. Жванецкий стал уставать, Хазанов проникся уважением к власти, мелкоту юмористов эстрады мы приручили. А как приручить этих меченосцев? Их слишком много… И все они вне инкубатора… Они не боятся цензуры, потому что цензуры в стране нет. А правильно ли это? Вот в чем вопрос! Ведь цензура в России была всегда: при государе Павле Первом, при Александре Первом, при Александре Третьем… Цензура породила Державина, породила Пушкина…

В то время как в пивной у «Советского писателя» шли пересуды книжных дельцов, а Ося допивал коньяк с благородными колдунами, в кабинете директора издательства Арсения Ларионова шло расширенное заседание анклава акционеров. Пригласили и патриотически настроенных авторов журнала «Честное слово», который был почти на издыхании, тираж ссохся до тысячи экземпляров. Назрел, назрел момент, когда надо было доказать, что патриоты-писатели в стане славянофилов есть. Заодно надо было доказать Москомимуществу, что собравшаяся под знаменами «Совписа» когорта акционеров не зря кормится арендой и дивиденды идут впрок отечественной литературе.