Макензи решила, что изучит его сайт и особенно комментарии к статьям перед сном, когда будет в отеле.

Однако этим планам не суждено было воплотиться в жизнь, когда, выйдя из участка, она увидела Гарри Дугана, стоящего рядом с её машиной.

Он улыбнулся Макензи так, словно своим появлением делал ей огромное одолжение. Макензи не думала улыбаться в ответ. Она не понимала, зачем МакГрат прислал в Страсберг ещё агентов, когда он отлично понимал, что из-за егерей из парка, офицеров местной полиции и полиции штата их расследование и так напоминало цирк.

Брайерс посмотрел на Макензи с улыбкой и сел на пассажирское сиденье, равнодушно махнув Гарри рукой. Он занялся просмотром почты на телефоне, давая Макензи немного времени для общения с Гарри.

«Что ты здесь делаешь?» – спросила она.

«У меня выдались два свободных дня, и я решил приехать сюда и предложить свою помощь. Я слышал, что у вас появилась четвёртая жертва».

«Мы сами справляемся, Гарри», – ответила Макензи.

«Ты и Брайерс? А ещё я слышал, вы привлекли егерей… Да… У семи нянек дитя без глазу».

«Вот именно поэтому я не понимаю, что ты здесь делаешь».

«У меня выходной, – ответил Гарри. – Я захотел помочь. Я хотел тебя увидеть».

«Боже, Гарри, ты серьёзно? Послушай… сейчас я постараюсь сдержать себя в выражениях, но если такое произойдёт ещё раз, не обижайся. Я не могу сейчас на тебя отвлекаться. Так много всего происходит, и я не могу допустить, чтобы ты усложнял ситуацию, которая и так выходит из-под контроля».

«Выходит из-под контроля? – переспросил Гарри. – О чём ты говоришь?»

Макензи не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. По какой-то причине, которую она сама ещё не совсем понимала, факт его неожиданного появления, как рыцаря в сияющих доспехах, жутко её раздражал.

«Я хочу сказать, что сейчас в моей жизни кроме этого дела происходит ещё много всего, – пояснила Макензи. – И я не хочу, чтобы ты дополнительно всё усложнял».

«Я так долго сюда ехал. Можем мы хотя бы поужинать вместе?»

«Нет, не можем», – сказала Макензи.

«Да что, чёрт возьми, происходит? – спросил Гарри. – Я думал, ты обрадуешься…»

«Чему? – крикнула Макензи. – Думаешь, я рада вежливо принимать твоё внимание, отлично понимая, что нравлюсь тебе, но пытаясь при этом не отшить тебя прямым текстом? Этого не будет, Гарри. Ты хороший агент, но сейчас нам не нужна твоя помощь. Поэтому обе причины, заставившие тебя приехать сюда без приглашения, совершенно бесполезны. Прошу тебя… уезжай».

На секунду прежде, чем развернуться и сесть в машину, она увидела выражение боли на лице Гарри. Она хлопнула дверью, резко завела двигатель и, не теряя ни секунды, выехала с парковки. Она в последний раз посмотрела на него, выезжая на трассу. Она считала, что поступила бессердечно, но сейчас ей было совершенно неважно, как холодно она повела себя с Гарри.

«Вот это да», – сказал Брайерс.

Макензи раздосадовано кивнула: «Да, не стоило мне так с ним говорить. Но мне некогда тратить время… на чепуху. Мне кажется, что у нас его совсем не осталось».

Брайерс кивнул, мрачно глядя в окно:

«Мне знакомо это чувство».

Ночью лес Вирджинии был для него чем-то вроде личного симфонического оркестра. Он слушал его, сидя на старом деревянном стуле и отхлёбывая из стеклянной банки напиток, который его отец называл «Белой молнией», рецепт, передающийся по мужской линии в его семье с тех пор, как «Сухой закон» почти разрушил страну.

По правде говоря, его мало заботил вкус. Да и как такого вкуса у напитка не было. Ему нравилось, как тот обжигает тело изнутри. Ему нравилось чувство отречённости, которое он ощущал, захмелев.

Обычно, принимаясь за работу, он был мертвецки пьян. Поймать людей, которые помогали ему сеять радость, было легко. Их вела к нему невидимая заботливая рука. Но когда приходило время сеять семена, которые давали ему те, кого он бросал в яму в дальней комнате, ему нужен был жар. Ему нужна была лёгкость. Ему нужна была отстранённость. Его работа была страшна, но необходима.

Он поднял глаза на луну, пробивающуюся сквозь запутанные ветви деревьев. Он знал, что несколько часов назад над деревьями что-то летало. Это были дроны, о которых он читал в журнале несколько месяцев назад. Значит, его искали. Он знал, что рано или поздно это случится. Именно поэтому он так долго терпел, расправившись с первой жертвой. Тогда он испугался, уверенный, что полиция узнает, чем он занимается.

А что, если и так? Когда он впервые услышал призыв, он знал, что в конечном итоге ему придётся пожертвовать собой. И он был к этому готов. Кто он, если не прислужник своему окружению? Деревья укрывали его ночью, края облаков целовали края полумесяца, и он слышал песни сверчков, древесных лягушек и даже парочки гагар вдалеке.

Да, он слышал зов. Его призвали пролить кровь и вернуть живые семена человеческой плоти в землю, откуда они пришли.

Он чувствовал, что почти справился со своей задачей. Возможно, эта четвёртая жертва станет последней, а возможно, его скоро найдёт полиция, он не знал наверняка. Но это было ничего, потому что ему не дано было знать.

С тяжёлой головой и бурчанием в желудке он направился назад в хижину. Здесь пахло самогоном, который он варил. Самогон бродил в двух больших вёдрах, стоящих у задней стены в гостиной. Он подошёл к ним, когда услышал крики своей четвёртой жертвы, спрятанной в другой комнате.

Он хорошо усвоил прошлый урок. Последняя жертва едва не сбежала, что заставило его внимательнее отнестись к тому, как он связывал пленников. Он был так близок к завершению, что всё должно было пройти идеально.

Пока он не был готов к жертвоприношению. Жертвы сначала должны страдать. Они должны почувствовать настоящую опасность, настоящий голод. Они должны знать цену смерти, когда та придёт, потому что так их плоть и кровь будут полезнее для почвы – богаче и чище.

Он вошёл в пристройку. Он посмотрел на скамьи, на кувалду и топор. Потом он посмотрел на листы фанеры на земле, скрывающие под собой новую жертву. Мужчина затих примерно час назад и с тех пор не произнёс ни малейшего звука.

Просто ради интереса он наступил на лист фанеры. В ту же секунду мужчина в яме начал пронзительно кричать. Он плакал, кричал и не переставал молить о пощаде.

Он кивнул и вернулся к вёдрам. Самогон ещё не совсем дошёл, но был вполне готов. Он зачерпнул банкой из ведра, медленно хлебнул и почувствовал обжигающий жар.

Через день… или два.

Вот когда он убьёт этого мужчину, который, скорее всего, станет его последней жертвой лесу, природе.

Он подумал, что, возможно, следует объяснять жертвам, зачем он и убивает. Может, так они будут больше ценить его труд. Может, так им будет легче принять неминуемость смерти.