— Ты смотришь вверх, на вершину. Это правильно, но ты должна и спускаться вниз, в долину. Они дополняют друг друга. Таков закон. И это есть путь к познанию.

— Мне… кажется, я… не понимаю, — ответила Квинелла.

— Ты понимаешь, — помолчав, сказал он, — а любовь прогоняет страх.

Он закрыл глаза, и Квинелла поняла, что разговор окончен.

Она постояла в нерешительности. Она знала, что он не забыл о ней, просто он уже все сказал, и она не стала больше нарушать его покой,

Удалившись от саддху, она подумала, что теперь будет перебирать в голове вопросы, которые не успела задать ему, но ей никак не удавалось облечь их в слова. Вместо этого она снова и снова вспоминала, как он сказал ей: «Любовь прогоняет страх!»

Удивительно, но те страхи, что преследовали ее, когда она покидала Англию, прошли. Они исчезли полностью, и она никогда больше о них не вспоминала. Она вдруг поняла, что уже несколько недель, если не больше, не вспоминает о принце.

Ей казалось, ненависть и ужас будут преследовать ее всю жизнь, но они были теперь совершенно вытеснены новыми переживаниями и впечатлениями, которыми она была полна благодаря Индии и… Рексу. Она думала о нем не только тогда, когда видела, но и когда засыпала вечером и просыпалась утром.

Неожиданно у нее возникло непреодолимое желание немедленно увидеть его, услышать его голос, оказаться вместе с ним.

Это чувство было таким острым, что она не стала ему противиться и, не дойдя до обвала, места, куда она, собственно, и направлялась, повернула назад, к дому.

Она не стала возвращаться по тропе, а пошла напрямик, через лес, и, еще не дойдя до сада, обнаружила, что попала в лабиринт из рододендронов.

В сочетании с белыми храмовыми цветами они представляли собой зрелище, которое в другое время привело бы ее в восторг.

Но сейчас ей хотелось как можно скорее увидеть Рекса, и вдруг она поняла, что заблудилась в диком кустарнике, который шел кольцом вокруг возделанного сада.

Она подумала было, не вернуться ли ей назад, чтобы найти тропинку с орхидеями, но нетерпение ее было слишком велико, и она продолжала пробираться сквозь густые заросли.

И вдруг до нее донеслись голоса.

Она непроизвольно замерла и услышала, как мужчина сказал на урду:

— Можно напасть в любой момент.

Квинеллу заставило застыть не только слово «напасть», но и то, как это было сказано — тихо, полушепотом-полусвистом, причем каждый звук плавно переходил в следующий.

— А как туда попасть?

— Амар будет ждать в погребе.

— Стража может его увидеть.

— Нет, он поможет Садхину притащить дрова, часовые — дураки: не поймут, что там не один лесник, а двое.

— Вот это умно!

— Те, кто заказывал, — умные!

— Да… и платят хорошо.

Они замолчали, и Квинелла перевела дыхание. Тут снова заговорил первый:

— А как Амар проберется к господину?

— Он будет уже там. Все очень просто. Господин придет к себе в кабинет. Когда гости уйдут, камин еще не разожгут — Амар переберется из погреба в камин.

— Это умно придумано, очень умно!

— Ход проделали уже два дня назад.

— Умный план, очень умный план! Говорившие довольно захихикали, и до Квинеллы неожиданно дошел весь ужас того, что она только что услышала.

Это наверняка очередной ход в Большой Игре, и Рекса должны убить! Но на этот раз русские — кто же это может быть, кроме русских — подкупили двоих людей из обслуги Дома правительства.

Тихо-тихо, чтобы не выдать своего присутствия, стараясь ступать так, чтобы не хрустнула ни одна веточка под ногой, она медленно и с великой осторожностью стала выбираться из зарослей рододендронов.

Она думала, двигаясь, как ей казалось, вдоль зарослей, выйти в конце концов на тропинку, заросшую орхидеями.

И только когда она решила, что уже достаточно удалилась от тех двоих и что можно идти быстрее, с ужасом поняла, что заблудилась.

Нигде не было ни малейшего знакомого знака или ориентира, и она совершенно не представляла себе, в какую сторону идти, чтобы выйти к дому.

Она видела огромные деревья — увитые белыми клематисами, они казались совершенно одинаковыми. Кругом были рододендроны — их заросли, казалось, растянулись на многие мили и были совершенно непроходимы.

Она ожесточенно продиралась сквозь плотный кустарник, петляя то в одну, то в другую сторону, а в душе нарастало паническое чувство отчаяния и беспомощности. Неужели она не успеет?

Этим людям, кто бы они ни были, было так же, как и ей, известно, что Рекс отправится в свой кабинет сразу же после трех.

Позже уже зажгут камин, и Амару тогда не удастся спрятаться в большом широком камине и наброситься на Рекса, когда тот будет один.

Она представляла себе, хотя никогда не была в кабинете Рекса, что его письменный стол стоит у окна, а значит, камин располагается справа, слева или позади него.

Как просто можно ударить его в спину ножом или выстрелить!

Но она была уверена: раз они находятся в горах, противник воспользуется ножом, длинным и острым, с помощью которого было убито так много британских солдат и которого они боялись не меньше, чем пуль.

— Рекс! Рекс! Она знала, что должна попасть в его кабинет раньше, чем туда проберется Амар, но она заблудилась — заблудилась в этом цветочном кошмаре, в этих скорее адских, чем райских кущах!

И вдруг, когда она уже была готова кричать, звать на помощь, чтобы ее хоть кто-нибудь услышал, она увидела знакомую дорожку, поросшую орхидеями, а впереди, между деревьями, проглядывали башенки Дома правительства!

Выйдя на дорожку, Квинелла с ужасом увидела, что солнце уже довольно низко, , тени от деревьев вытянуты, и ей стало ясно, что теперь уже минуты решают, успеет ли она спасти Рекса.

Она отбросила свой зонтик и, подхватив обеими руками подол платья, побежала что было сил к дому. Никогда в жизни не приходилось ей так бегать — она должна была успеть добежать до кабинета, где Рекс сидел, склонившись над своими бумагами, не подозревая, что его караулит смерть.

Вдоль всего первого этажа проходил длинный коридор, а кабинет Рекса находился в самом его конце с западной стороны.

Как и в Лакхнау, гостиная, столовая и зал были в другом конце дома.

Чувствуя, что у нее нет времени ни звать на помощь, ни объяснять часовым у главного входа, что случилось, Квинелла ворвалась в холл и, не обращая внимания на изумленных слуг, бросилась дальше.

Она прекрасно знала, как трудно объяснить им причину такой спешки, а кроме того, они бы и не поняли ее, если бы она, запыхавшись, стала изъясняться на урду, и это только отняло бы у нее драгоценные секунды.