В этом случае вариант один — идти на опережение и комиссоваться из армии. После плена легко можно «закосить» под психа. А после ранения вообще на инвалидность ужасно хочется. Я беспрерывно лежу, значит, здесь и думаю только об инвалидности. Кто подумает, что человек, получивший девять пуль, ставит себе какую-то иную цель, кроме обыкновенного отдыха. После девяти пуль никто служить в армии не захочет. А работать ему после такого ранения будет трудно. Пострадал за государство, получи от государства на хлеб с водой, на большее рассчитывать не стоит.

Но англичане на это говорят «Time is on our side» — время не на нашей стороне. Грех, конечно, в моем положении жаловаться на хроническое недосыпание. Но полное ограничение подвижности делает мое состояние предельно опасным. Вместе с кроватью далеко не убежишь. Да еще майор Растопчин объявит в дополнительный розыск за похищение кровати в госпитале.

По большому счету я был человеком без комплексов и с отличным пониманием расстановки реальных сил в мире, в котором жил. Я хорошо понимал, что такое мимикрия в обществе. И потому в одной обстановке я мог быть одним человеком, в другой — совершенно иным. Я никогда не лез на рожон, хотя порой и срывался, когда нервы сдавали. Как было в зиндане с майором внутренних войск. Однако чаще всего я хорошо знал свое место и умел избежать крупных неприятностей.

При этом, прекрасно умея за себя постоять, я всегда понимал, что против пули никакие навыки айкидо не помогут и всегда нужно ориентироваться не на киношное восприятие любой возможной схватки, а на свои реальные возможности и возможности твоих противников. У них, как правило, возможностей бывает больше. И тогда отсутствие комплексов и гордыни позволяло мне осознать истинные ценности заповедей Господних. Я понимал, что я — «прах. Человек — как трава, дни его, как цветок полевой, так отцветает он, потому что ветр прошел по нему — и нет его, и место его больше не узнает его»[9], меня, то есть. И потому я не пытался бездумно подставить голову, если не мог ее отстоять и не чувствовал себя трусом, если бежал от удара или пули…

Это еще удивительно, как я там улизнул, дома. Сразу не лежала у меня душа идти к Рамазану. Но уговорил Вячеслав Анатольевич. Баринов — директор казино.

— Там обычно идет такая игра, какую ты и в жизни не видел. В Монте-Карло и в Лас-Вегасе на такие деньги не играют. Серьезные люди собираются…

Это мне «леща» так подбросил, чтобы я возгордился до того, чтобы нос держать выше уровня глаз, чтобы ретивое в груди заиграло. Профессиональное, то есть, тщеславие во мне будил. И чем дальше, тем больше.

— И Рамазан очень просил прислать человека твоего профиля. Я сам в прошлый раз нашел в колоде лишнего короля. Значит, кто-то шельмует. Поиграешь, я не сомневаюсь — выиграешь, и проследишь за игроками. Надо вычислить ихнего шулера. Рамазан просил… Войди в положение… Я тебе рабочую смену поставлю. И даже денег на игру дам.

И я поехал. Конечно, не на лесть «потащился». Характер у меня не такой, чтобы настолько дешево купиться. Просто неудобным показалось начальству отказывать. Тем более что Вячеслав Анатольевич ко мне всегда хорошо относился. Именно он меня отсылал на обучение в Кустанай, где казино раньше нашего открылось и при нем школа крупье. Оплачивал обучение, естественно, Рамазан. А потом уже сам Рамазан подгонял нескольких серьезных спецов с «зоны» — отдельным фокусам меня и крупье обучали, чтобы в случае чего за столом мог «каталу» усечь. За это мне тоже следовало расплачиваться, хотя толку в этих спецах я лично видел мало. Все это я сам умел, и гораздо лучше, чем они. И в обучении мне только толчок дали и определенные навыки для пальцев. Остальное я приобретал самостоятельно, разрабатывая то, что мне от бога дано было — зрительную память, которую многие называли феноменальной. В действительности такая память у многих есть, только люди ее не разрабатывают и не совершенствуют. Я специальную литературу по этому делу штудировал. Вообще, память развивается легко. Я и развивал.

Короче, поехать в гости к хозяину я согласился, хотя и понимал, что буду там лишним.

Поехали вечером. Директор выдал мне пять тысяч баксов. Для игры это большие деньги. Бывает, в рулетку кто-то просадит и вдвое больше. Но за карточным столом, как правило, игра мельче идет.

— Это и за сегодняшнюю работу. Деньги не возвращаешь. Нехило — пять «зеленых» кусков за один вечер? — Баринов так свою щедрость хвалил. Или щедрость Рамазана, но тоже через себя.

— Нехило, — согласился я.

Захватил я и все свои небольшие сбережения — на машину откладывал. На новую пока не хватало, а старую покупать желания не возникло. Показалось это не слишком серьезным. Подумал тогда: если уж идет где-то крупная игра, то принимать в ней участие надо по-крупному.

Публика собралась разношерстная даже по возрасту. Но уже по тому, как они держали себя, я понял, что все или при должностях, или при деньгах. Хотя одно другому, как правило, не мешает. Сначала было небольшое застолье. Мы пришли уже в разгар его. Почему-то опоздали. Впрочем, понятно почему. Меня привели не поесть, выпить и пообщаться, завязать связи, а играть и вылавливать шулера. Я незаметно присматривался к гостям, определяя по рукам способность к передергиванию карт. Таких оказалось мало. Но будут ли они играть? Вообще, вся компания собралась не для игры. У них какие-то свои интересы. По двое, по трое уединялись и беседовали. Меня это мало касалось, и я больше посматривал на столы под зеленым сукном, специальные столы, расположенные ближе к другой стене.

Вячеслав Анатольевич представил меня Рамазану.

— Это наш охранник…

— Зачем мне охранник? — Рамазан посмотрел на меня, как удав на кролика, того и гляди — проглотит. — У меня своей охраны хватает. Я просил привести игрока!

— Охрана, Рамазан, бывает разная, — директор откровенно лебезил перед хозяином.

Противно сюсюкал и скользко улыбался. — Одни охранники двери охраняют, а другие — финансовые интересы заведения. Смотрят, кто как играет. Если «катала» появится, «каталу» надо тихо обыграть. Чтобы другие клиенты не устроили скандал. И чтобы заведение не пострадало. Шурик у нас из таких. Антишулер — это так неофициально называется. Он как раз «катал» и обыгрывает. Охраняет наши интересы.

Рамазан ничего не ответил. А взгляд у него был такой, что понять что-либо невозможно. Будто у него глаза татуированы и это мешает рассмотреть их выражение. Белки у него в самом деле, как татуировкой, были покрыты множеством мелких красных сосудов. Оттого и глаза выглядели красными и уставшими. А злые желтые волчьи зрачки на красном фоне смотрятся особо безжалостными.

Потом сели играть. В этой компании, как я услышал, всегда играли только в покер. Покер вообще-то у американцев очень популярен. А как наши богачи без подражания прожить могут? Им обязательно покер подавай. У меня в покере большой практики не было, хотя я в дом к Рамазану пришел не для того, чтобы практику получать, а чтобы свою работу делать. Практика при этом мало что решала, а решали все только навыки антишулера. На этом я и сосредоточился.