Система социальной мобильности была выдвинута в противоположность учению Конфуция о неизменности социальных слоев общества, поскольку Шан Ян считал, что общество и государство могут по-настоящему развиваться и укрепляться только за счет притока новых одаренных и талантливых людей, способных и желающих служить верой и правдой государю. Благодаря этому удалось создать одну из самых жизнеспособных бюрократических систем.

В отличие от Конфуция, который призывал образованную часть населения к постоянной учебе и постоянному самосовершенствованию, Шан Ян, напротив, полагал, что чем менее образован народ, тем легче им руководить: «Когда знания поощряются и не пресекаются, они увеличиваются, но когда они увеличиваются, то невозможно управлять страной, ибо поощряется коварство. Когда (знания) пресекаются и не поощряются, люди искренни и просты»[272]; «Если люди глупы, их легко принудить к тяжкому труду, а если умны, то принудить нелегко»[273]; «когда народ глуп, им легко управлять»[274].

Создавая свою модель идеального государства, основанного на принципах, противоположных учению Конфуция, Шан Ян призывал к бескомпромиссной борьбе с «паразитами», под которыми он понимал музыку, добродетель, почтительность к родителям, человеколюбие, почитание обрядов и ритуалов, красноречие и др.: «То, что называют «установить единые (правила) наставлений», означает: нельзя стать богатым и знатным, нельзя (надеяться) на смягчение наказаний и нельзя высказывать собственное мнение и докладывать его своему правителю только потому, что обладаешь обширными знаниями, красноречием, остротой ума, (являешь пример) честности и бескорыстия, (соблюдаешь) ли [нормы поведения согласно традиционной морали. — К. Д.] и (знаешь хорошо) музыку, совершенствуешь поступки, принадлежишь к (какой-либо) группировке единомышленников, способствуешь выдвижению на должности достойных или (слывешь человеком) чистым или порочным. (Из этих людей) сильных надо сломить, красноречивых — заставить прикусить языки. Даже если их и (будут по-прежнему) величать совершенномудрыми, знающими, искусными, красноречивыми, щедрыми или простыми, то все равно они не смогут поймать в свои сети выгоду, исходящую от правителя, при помощи того, что не считается заслугой. Путь к богатству и знатности должен идти только через ворота войны»[275].

Таким образом, легизм Шан Яна в основном был направлен против учения Конфуция, хотя они оба стремились к созданию единого могучего государства. Легизм Шан Яна строился, как мы уже отмечали, на противоположной, по существу, как бы «антигуманистической» основе, особенно это относилось к его постулату о войне и военной агрессии, непримиримом отношении к любым отклонениям от соблюдения законов. Однако, как это ни парадоксально, несмотря на непримиримую борьбу легизма и конфуцианства между собой, доходившую иногда до крайних форм (когда, как известно, в 213 г. до н. э. было сожжено множество конфуцианских книг, арестовано огромное количество приверженцев конфуцианства, из которых 460 были заживо закопаны, а остальные были высланы) и продолжавшуюся более шести веков, они в конце концов пришли к примирению, поскольку во многом дополняли друг друга, о чем свидетельствуют сочинения многих последователей конфуцианства и легизма, пытавшихся сблизить эти учения. Конфуцианство оказало и продолжает оказывать большое воздействие на легизм, так же как и легизм, в свою очередь, оказывал и оказывает воздействие на конфуцианство. В связи с этим необходимо рассматривать их вместе в тесной связи друг с другом.

Учение о Логосе (эллинизм, иудаизм, христианство)

Прежде всего мы рассмотрим идею Логоса, зародившуюся и развивавшуюся в древнегреческой цивилизации, поскольку эта идея была и остается самой фундаментальной и самой важной для развития всей европейской культуры и цивилизации.

В одной из лучших работ о Логосе «Учение о Логосе в его истории» князь Сергей Николаевич Трубецкой писал: «Понятие Логоса связано с греческой философией, в которой оно возникло, и с христианским богословием, в котором оно утвердилось. Каким образом христианство усвоило это понятие для выражения своей религиозной идеи и насколько оно в действительности ей соответствует — вот исторический и философский вопрос величайшей важности… Греческое просвещение и христианство лежат в основании всей европейской цивилизации»[276].

То, что идея Логоса, всемирного, божественного Разума, зародилась в греческой философии, особых возражений не вызывало и не вызывает. Однако, чтобы это доказать или обосновать, необходимо рассмотреть эту идею в связи с развитием греческого умозрения, а также в связи с общей историей Слова Божия, с историей богосознания в Ветхом и Новом Завете, понять христианское учение и христианскую идею во всей их оригинальности и во всем отличии от греческих идей и от национально-иудейских верований и чаяний, не говоря уже об учении Филона Александрийского, который пытался ввести идею Логоса в истолкование Ветхого Завета.

Рассмотрение идеи Логоса отвечает на самые фундаментальные вопросы человеческой жизни и деятельности и человеческого познания: разумном смысле и разумной цели человеческой деятельности и всего мирового процесса, победит ли человечество в самом себе зверя, чтобы осуществить высший и свободный союз всех людей на земле, осуществим ли идеал Церкви Христовой, идеал царства Божия на земле, идеал одухотворенного, преображенного человечества, в котором воплотится Божество истины и любви.

Достижение этого идеала зависит от того, насколько истинно само христианство и является ли Христос действительным откровением живого смысла мира — его Логосом или Словом. Для достижения этого идеала вовсе недостаточно ограниченного господства разума и добра в человеке, — необходимо, чтобы они господствовали во всей вселенной.

Если на ранних этапах греческой культуры господствовали миф и эпос, а Логос встречался очень редко (у Гомера упоминается три раза), то позднее, когда миф из «сказа» превращается в «сказание» или «сказку» и противополагается истинному слову — Логосу, а эпос превращается в молву, в говор, в поговорку, чтобы скрыть истинный смысл или украсить речь, миф и эпос уступают место Логосу. Если раньше миф был истинным, то позже он превращается в ложную речь, подражающую истине, в поэтическую фабулу, в басню. Еще Аристотель в «Поэтике» писал: «Миф есть начало и как бы душа трагедии». Этот смысл остается в трагедии, но уже в истории как прозе, в отличие от поэзии, мифическое миросозерцание поэзии заменяется прозой трезвой мысли.

В философии происходил подобный же процесс: ранняя греческая философия носила антимифологический характер, она противопоставляла мифу и эпосу «разумное слово» о природе вещей или рассуждение (у Ксенофана, восставшего против Гомера и Господа), слово, содержащее «сущую истину», единую, вечную и неизменную природу вещей, единое «естество» в основе всего существующего вместо мнимых человекообразных богов: слово о природе противопоставляется вымыслу. Здесь содержание слова — это мироздание, строение мира, его причина, его закон: «отвлеченный Логос», «слово о сущем», либо противополагается явлению, либо отождествляется с внутренним законом сущего, как мы