Члены комиссии поднялись на сцену и устроились за столом, при этом старик оказался в центре президиума. Терещенко обратился к залу:

— Уважаемые товарищи! Мы собрались здесь, чтобы наблюдать за ходом эксперимента по исцелению больного детским церебральным параличом нетрадиционным методом. Для начала позвольте представить членов экспертной комиссии…

Каждую фамилию зал встречал аплодисментами. Еще бы! Во главе комиссии уже упомянутый членкор и доктор медицинских наук. Три кандидата, один из которых — заведующий кафедрой неврологии медицинского института. Начальник управления министерства здравоохранения…

— Проводить эксперимент будет целитель Михаил Иванович Мурашко.

Встаю и раскланиваюсь под жидкие аплодисменты. Не обидно: для собравшейся публики я хрен с горы. Интересно, Терещенко сознательно не назвал меня экстрасенсом? Если так, то молодец.

— Проходить мероприятие будет следующим образом. Накануне мы приняли в клинику десять больных детей. Всех обследовал и подтвердил диагноз уважаемый профессор Николай Сергеевич Сосковец …

Ага, тот самый заведующий кафедрой. Строгий дяденька и настроен, судя по выражению лица, скептически.

— У меня в руке десять карточек пациентов, — продолжил Терещенко, подхватив со стола тоненькую пачку бумаг. — Сейчас уважаемые члены комиссии выберут одну из них, с этим пациентом и будет работать целитель. Почему с одним? Михаил Иванович пояснил, что за раз более исцелить не в состоянии. Приступим!

Терещенко разворачивает карточки веером и протягивает их Елисееву. Тот вытаскивает ближнюю.

— Пациент Ольга Л., тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, — объявляет главный врач. — Патология ног, самостоятельно не ходит. Верхние конечности не поражены.

Ну, так специально отбирали. Среди кандидатов на исцеление нет ни одного с повреждением коры мозга. Я ведь не идиот, подстраховался.

— Пригласите пациентку!

Женщина средних лет вкатывает в зал коляску с девочкой. Та с любопытством смотрит по сторонам. Для нее такое скопление людей после квартирного затворничества — событие. Ничего, девочка, ты у нас еще звездой станешь…

Женщина подкатывает коляску к столу.

— Приступайте, Михаил Иванович!

Подхожу к пациентке, наклоняюсь.

— Ну, что, Оленька? Будем лечить твои ножки?

— Да! — кивает девочка.

Подхватываю ее под мышки, отношу к столу, где укладываю на животик. В зале начинают вставать, чтобы лучше видеть. Шепоток…

— Тихо! — рявкаю. — Не шуметь! Если кто попробует сбить меня с концентрации…

Не договариваю, но меня поняли. В зале устанавливается тишина. Кладу ладонь Ольге на затылок. Ожидаемо: поражены только отходящие к позвоночнику нервные пути.

— Сейчас, Оленька, будет холодно. Потерпи.

Она что-то гмыкает в ответ. Начали! Уже привычно наблюдаю, как постепенно угасает отдающий в ладонь жар, а красный цвет нервов меняется на синий. Еще немножко, вот тут подчистить… Все! Поднимаю девочку и усаживаю ее на столе.

— Ну, что Оленька? Походим?

Кивает. Снимаю ее со стола и ставлю на пол.

— Иди!

Покачиваясь, она делает неуверенный шаг, затем второй… В зале так тихо, что слышно жужжание залетевшей неведомо откуда мухи.

— Что вы делаете! Прекратите!

Со сцены спрыгивает тот самый Сосковец, хватает девочку и усаживает на свободное кресло в первом ряду. Достает из кармана халата медицинский молоточек и начинает обстукивать им колени ребенка. Пожимаю плечами и отхожу в сторону. Я свое дело сделал. Смотрю в президиум. Члены комиссии привстали со своих мест, только Елисеев остался сидеть. Терещенко — тоже. Он уже видел процесс, его не удивить.

— Ну, что там, Николай Сергеевич? — нетерпеливо спрашивает Елисеев. — Есть рефлексы?

— Похоже да, — выпрямляется заведующий кафедрой. — Поверить не могу! Прежде не было — проверял.

— Значит, появились, — кивает председатель комиссии. — Эксперимент удался.

— Не согласен! — подскакивает Сосковец. — Для такого заключения необходимо длительное наблюдение. Как появились, так могут и исчезнуть.

— Вам известен подобный случай? Чтобы рефлексы пропали сами по себе, а не вследствие болезни или травмы?

Сосковец начинает сыпать медицинскими терминами. Председатель комиссии слушает. Про девочку забыли. К ней подскакивает мать, поднимает на ноги и начинает целовать. Затем оба идут ко мне.

— Михаил Иванович, дорогой! Спасибо! — говорит женщина и пытается поцеловать мне руку. Привычно отстраняюсь и глажу ребенка по голове.

— Не болейте больше! Не увлекайтесь ходьбой на первых порах. Связки и суставы должны привыкнуть. А сейчас сажайте Оленьку в коляску, она и без того много стояла. Вам дадут памятку, как вести себя дальше…

Последние слова произношу в полной тишине. Все молчат: и члены комиссии, и зрители в зале. Последние встали и смотрят на нас со странным выражением лиц.

— Молодой человек! — внезапно говорит Елисеев. — Поднимитесь к нам.

Взбегаю по ступенькам на сцену.

— Не против продолжить эксперимент? — спрашивает председатель комиссии.

— Еще одного ребенка не исцелю — нужно отдохнуть.

— Не нужно никого исцелять, — крутит головой Елисеев. — Семен Яковлевич уверяет, что вы отменный диагност. Патологию определяете сходу. Вот! — он кладет руки на стол. — Посмотрите, что с ними не так?

Пожимаю плечами и кладу левую ладонь поверх его правой. Она сухая, морщинистая, в россыпях старческой гречки. Лучезапястный сустав полыхает красным. Суду все ясно. Переношу ладонь на левую руку доктора наук. А вот здесь сустав в порядке, разве что пальцы…

— На правой руке поражен лучезапястный сустав, — указываю. — На левой — мизинец и безымянный палец. Полагаю, артрит.

— Верно полагаете, — бормочет Елисеев, убирая руки. — Черт! Ведь только ладошку приложил. Как же так?

Меня переполняет веселье. Неудержимо хочется похулиганить. Да и силы есть.

— Желаете исцелиться?

— Ну, ну, попробуй! — хмыкает Елисеев и вновь кладет руки на стол. Накрываю правую своей ладонью и делаю посыл. Жар пытается сопротивляться, но быстро устает и начинает потихоньку отступать. Сустав — это не кора головного мозга, с ними проще. Вот так, еще!.. С правой покончено, теперь левая…

— Готово!

Елисеев поднимает руки, мгновение смотрит на них, затем начинает вращать кистями, сгибать и разгибать пальцы. Члены комиссии смотрят на него, не отрываясь.

— Как так может быть?! — бормочет член-корреспондент. — Столько лет лечили — и без толку. А тут лишь руку приложил — и все, не болят. И ведь не так, как с новокаиновой блокадой — чувствительность не потеряна. Пальцы сгибаются, до ладони достают. Что же это такое, мать вашу! Шесть десятков лет в медицине, а подобного не видел. Профессора не справились, а этот взял и исцелил. Как ты это делаешь, сынок? — смотрит на меня.