Томо так и не смогла до конца уяснить, что происходит. Она не понимала ни истинных намерений Юкитомо, ни подлинных чувств Суги. Ей захотелось предостеречь Сугу от опрометчивых поступков, но та была слишком возбуждена в последнее время, и даже когда впадала в привычную для неё апатию, любое упоминание о Конно вызывало такую неожиданную реакцию, что Томо решила занять позицию стороннего наблюдателя. Пусть всё идёт как идёт.

Неужели к Суге, которой давно перевалило за тридцать, пришла запоздалая любовь? Тогда она явно ошиблась с избранником. Конно — ничтожество, он не блещет талантами, и увлечение не доведёт её до добра. Томо мучила совесть: она не имеет права позволить Суге наделать глупостей! Ей невольно вспомнилась покойная мать Суги…

И вот однажды, когда Суга ушла за покупками, Томо вызвала Конно и невзначай спросила, намеревается ли он жениться на Суге. Конно даже в лице изменился.

— Я и в уме не держу… Да Суга-сан на десять лет старше! И потом, она не такая крепкая, чтобы быть хорошей женой. Я хочу детишек и внуков… Мне не нужна бесплодная женщина. Увольте! — Конно скривил губы в лицемерной улыбке. По его тону было понятно, что он страшно напуган. Ещё бы, его внимание к Суге вылилось вдруг в такую историю!

— Вот как… Ну и прекрасно. Вам лучше думать о собственном будущем. Если между вами и Су-гой что-то и было, следует положить конец этой связи, хотя это очень непросто для вас обоих. Хозяин пока смотрит на всё сквозь пальцы, даже настроен вполне благодушно, но… С некоторыми вещами он мириться не будет. Знаете, временами он весьма беспощаден…

Томо в упор посмотрела на Конно. Она даже не обмолвилась про тайные планы Сиракавы, о которых проболталась Мия. Выяснив, что Конно отнюдь не питает нежных чувств к Суге, Томо решила пойти ва-банк. Как она и думала, это сработало превосходно: под её пристальным взглядом Конно побелел, как бумага, и лицо его уродливо исказилось.

С того дня Конно стал явственно отдаляться от Сути. О разговоре с Томо он не сказал ей ни слова, хотя следовало ожидать, что уж Суге-то он поведает об этом первой.

Возможно, Конно отреагировал бы иначе, допусти его Суга ближе. Со стороны отношения между ними казались почти фривольными, на самом же деле всё обстояло не так. Наедине с Конно Суга держалась подчёркнуто холодно и словно отталкивала его от себя. Конно за годы жизни в дешёвых пансионах привык иметь дело с женщинами старше себя и поражался пассивности Суги. Она ясно давала понять, что с ней нельзя переходить границу, что малейшие попытки к сближению получат отпор. Конно так и не понял, что во взрослой Суге по-прежнему живёт подросток, маленькая девочка. И чем больше Суга позволяла себе на людях, тем больше замыкалась наедине, чем приводила Конно в полное замешательство.

Наступила осень, и Суга слегла с очередным обострением геморроя. Конно даже не потрудился навестить больную. Что касается Юкитомо, выросшего в самурайской семье, то он с молоком матери впитал презрение к человеческим слабостям. Даже в лучшие годы он не подходил к Суге, когда та болела. Лёжа в постели, Суга слышала, как Юкитомо бранит окружающих. Он был вне себя от того, что с болезнью Суги лишился привычных удобств.

В такие минуты Суга особенно остро чувствовала одиночество и тоску по покойной матери. С каждым днём она теряла всё больше и больше крови и наконец так ослабела, что ноги перестали её держать.

— Какая ты бледная… В самом деле, может, позвать к тебе доктора? — обеспокоенно спросила Томо, всматриваясь в белое, как мел, лицо Суги. Она заходила к ней несколько раз на дню.

— Благодарю вас. Всё хорошо… У меня всегда так. Ещё неделя — и я совсем поправлюсь… — отвечала Суга, глядя на Томо жалобными глазами, из которых вдруг испарилась враждебная угрюмость. Томо тоже склонялась над Сугой почти с материнской заботой, без насторожённости.

Однажды Томо увидела, как Суга пытается приподняться, нахмурив брови и закусив от боли губу. Она кинулась к ней на помощь.

— Проводить тебя в уборную? Ты же сама не дойдёшь… Обопрись на меня!

— Простите меня, госпожа… Не стоит беспокоиться! Я попрошу кого-нибудь…

— Не изводи себя попусту, — ответила Томо, обнимая Сугу за плечи. Та едва держалась на ногах. Они побрели по коридору, прижимаясь друг к другу. Закрыв за Сугой дверь, Томо вдруг заметила пятна крови — на полу коридора и даже на подоле собственного кимоно. Томо оторопела. Эта кровь вытекла из тела Суги! Томо вдруг стало стыдно, словно она увидела что-то нечистое. Но тут же брезгливое отвращение схлынуло, уступив место всепоглощающей жалости.

Томо достала из-за пазухи кусок мягкой бумаги и принялась вытирать ею кровь. Пятна, похожие на маленькие алые цветы, тянулись цепочкой по всему коридору. Томо присела на корточки и вытерла все — одно за другим. Из уборной доносились слабые стоны Суги.

— Как ты? Всё в порядке? Можно войти?

Суга не отвечала, только продолжала стонать. Тогда Томо решительно распахнула дверь и вошла.

Такао Сиракава сидел, откинувшись на спинку плетёного ротангового кресла, выставленного на веранду второго этажа. Просторная угловая комната во флигеле дедовского дома выходила окнами на юго-восток. Её насквозь продувал напоенный запахом моря ветер, прилетавший со стороны Синагавы. Это была самая прохладная комната во всей огромной усадьбе. Томо всегда отдавала её Такао, когда тот приезжал домой на летние каникулы. Во время учебного года Такао жил в общежитии. На будущий год ему предстояли экзамены в университет, и бабушка делала всё, чтобы внуку было комфортнее заниматься.

Полупустая комната в японском стиле, отделанная ценными породами дерева и украшенная изысканными бамбуковыми шторами, после приезда Такао разительно преображалась, становясь вдруг тесной и захламлённой. На полу валялись груды японских и английских книг, не помещавшихся на полках, стол драгоценного красного дерева пестрел чернильными пятнами… Однако Томо приходила от такого бедлама в неописуемый восторг. Ей казалось, что творческий беспорядок свидетельствует о страсти к учёбе. Сама Томо с трудом могла читать иероглифы, подписанные фуриганой[58], и потому тратила все свои личные деньги на книги для внука, даже не спрашивая разрешения у Юкитомо. Желание Такао было законом. Когда купленные книги доставляли в комнату внука, Томо наблюдала с искренним восхищением, как он увлечённо листает новенькие издания. Так молодая мать любовно следит за своей юной дочерью, примеряющей красивое платье. Томо была борцом. Она не смирилась с тем, что её сын Митимаса так и не стал полноценным мужчиной. А вот его первенец Такао с малых лет отличался сообразительностью, блестяще учился и взлетал всё выше и выше, с честью выдерживая самые трудные испытания. Он возродил надежду в Томо и Юкитомо, уже не чаявших иметь достойных внуков по прямой линии. Такао вырос под крылышком дедушки с бабушкой, так что его успехи доставляли им особую радость.