Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из моего окна вид на городской сад, на «малые поля», на вдовствующий пока флагшток английского посольства, на водораздельный кряж между Босфором и Золотым Рогом.
Внизу все знакомые по Батумской конференции лица; вот Расул-заде; вот П. – отуреченный грузин, примкнувший теперь к азербайджанцам (и на здоровье!); вот Гайдар-бей Баммат и другие. Но дальше-дальше – казанские татары, туркмены, сарты и другие туркестанцы – своеобразная окрошка! И в этом растворе наша делегация мариновалась столько времени!
Познакомился с мехмандаром, то есть приставом кавказских делегаций. Это – особа. Но при каждой делегации состоит еще свой «мехмандарчик».
Зато кормят здесь великолепно. Сахар, кофе, белый хлеб, масло – все, что в Берлине казалось редкостью и роскошью, здесь на каждом шагу. Дороговизна значительная, но нет переулка, где не пестрели бы груды овощей; круги сыра и фрукты рядом с тушами мяса, – а окна кондитерских забиты всякими сластями.
Германия и в военный пост этих лет старалась вносить всю строгость кантовского «категорического императива»; но отказаться от сладостей было бы превыше сил константинопольских. Впрочем, уже в Венгрии чуялась большая вольность по части яств – кое-где мелькали какие-то легкомысленные булочки и т. д.
В Берлине чуть ли не каждое яблоко глотают с чувством греховности, здесь же и дыни, и персики, и фиги, и виноград – каждый день.
Армянские делегаты живут в отеле Токатлияна. Видел там Аветиса Агароняна[84], Пападжанова и других.
12 октября
Посетили нас члены здешней грузино-католической конгрегации, во главе с Пио, молодым еще человеком, брюнетом черноты непостижимой. Все это коренные месхи, народ простой, добрый, верующий, большие патриоты.
Позже у генерала фон Лоссова, в германском посольстве. Из приемной обширный вид на Скутари и Босфор. На стене, между прочим, гравюра, сделанная по эскизу императора Вильгельма: некто в «блестящем вооружении» безмолвно оберегает вход в чертог, где мирно играют дети и работают жены; а извне ползет всякая нечисть. Автограф кайзера, в Иерусалиме.
Лоссов говорил о наших уездах с Иззет-пашой и советует скорее закончить дело. Но все это теперь так устарело!
13 октября
Здесь все еще нет правительства; но визирем, видимо, будет Иззет-паша. А между тем какие времена, какие обстоятельства! Положительно, история пустилась вскачь! Где то время, когда в Петрограде насмешливо вопрошали (по поводу затяжной траншейной войны): Ах, messieurs, уж не assez ли, вам сидеть у Лабассэ? Или в этом роде.
Теперь вопрошателей давно уже обкорнали большевики, Россия в войне больше не участница, а «сидельцы» у Лабассэ готовят Германии чуть ли не капитуляцию и уже заставили центральные державы стать под знамя демократии.
Сообщения с Софией прерваны: там уже французы; в Нише сербы. А Германия согласилась очистить занятые части Бельгии и Франции – близится мир.
Новый министр иностранных дел Азербайджана Али-Мардан-бек Топчибашев[85] собирается в Германию и вообще в Европу. Он сторонник полной независимости Азербайджана и союза его с Грузией. Здесь также министр юстиции Хасмамедов (тоже бывший депутат Государственной думы). По его словам, порядок теперь в Азербайджане образцовый – с тех пор как Нури-паша (брат Энвера) появился в Гандже (Елисаветполе). Турция вообще во многом их поддержала. Теперь так уже 20 000 войска (своего), скоро будет и сто. С Россией и Грузией возобновился товарообмен; в народе дисциплина более строгая, чем, например, в Грузии, скоро будет созван парламент и т. д.
Слишком уж все хорошо обстоит там, если послушать X.! Между тем сколько трудностей представит там хотя бы вопрос о форме правления…[86] Оба моих собеседника – люди хорошей русской университетской выучки.
В другом роде – Расул-заде. Персидские деятели, мельком виденные в Берлине, – оказывается, его старые друзья. С ними вместе он работал в Тегеране, издавая газету на персидском языке. Позже Расул-заде перенес свою деятельность в Константинополь, а затем – в Баку. Свое наречие, турецкий и фарси он знает одинаково хорошо. У него широкие взгляды на необходимость национализирования и демократизирования культуры на Востоке. Несчастие Персии он видит (и не он один!), например, в том, что там выродившийся иранский юг держится тюркским севером, свежим и жизнеспособным, которому навязан чуждый персидский язык, отрывающий там верхи от масс. По мнению Р., должно произойти разделение Персии надвое, причем север вместе с закавказским Азербайджаном может образовать одну единицу, а иранский юг – другую, способную развиваться в сторону Афганистана, Белуджистана, Индии. Эти две единицы могли бы соединиться в унию – а в дальнейшем войти в более сложную систему, вместе с другими государствами Передней Азии!
Все это очень интересно; однако различение севера и юга может привести и к простому различению сфер влияния – как это и было еще недавно! Прежде всего необходимо, чтобы дан был показательный пример жизнеспособного самостоятельного мусульманского государства!
В общем, у наших татар наилучшие надежды. Приехав сюда, они вдруг почувствовали себя в блестящей, знатной столице большого родственного государства, почувствовали себя членами обширной тюркской семьи; сознание этой связи должно было подкрепить их дух, их самоуверенность. Последние неудачи Турции задержали несколько полет их намерений, но не уменьшили пока ни их оптимизма, ни их надежд.
Да, турецко-азербайджанское сближение – факт немалого исторического значения: и последствия его будут разнообразны. Что вырастет из этих семян 1918 г. – трудно еще сказать.
Положение наших горцев здесь, конечно, иное. Но связи у них огромные – на каждом шагу, повсюду в Турции, у них родичи. Кто этого не знает?
Как удивился бы Шамиль, если бы увидел в 1918 г. министра иностранных дел горской республики (Баммата), воспитанного по-европейски и говорящего по-французски!
Когда, проездом из Калуги… в Мекку, Шамиль остановился в Константинополе, султан Абдул-Азиз на приеме поцеловал ему руку – знак необычайного уважения мусульманского мира к знаменитому имаму. Спустя полвека провозглашение независимости горских народов встречено было с радостью на всем Востоке – даже такими давними выходцами с Кавказа, как знатные черкесские роды Египта.
Но надежд на практическую помощь Турции, несмотря на все эти чувства и традиции, наши горцы, мне кажется, не должны питать. Впрочем, не место здесь углубляться в эту тему.
При всем опасном их географическом положении горцы Северного Кавказа живут там, у себя на родине.
Насколько тяжелее положение тех, которые и здесь, в Турции, не могут отречься от сознания своей породы, а в то же время видят, что нет здесь своего будущего. Такие