— Как прошло свидание?

— Гладко, — коротко обронил Казаков.

— Я все свои обещания выполнил. — Подполковник посчитал, что все необходимые формальности подготовительного разговора он исполнил, и приступил к делу. — Теперь ваша очередь держать слово.

— Мы готовы, — сказал Диксон, загасив сигарету в массивной пепельнице на столе начальника.

— На днях намечается для вас небольшая командировочка. Не думаю, что заработок будет очень крупным. Так, по мелочи, но все-таки. — Офицер внимательно посмотрел на осужденных. — Нужно же с чего-нибудь начинать.

— Мы тебе не пацаны, чтобы рисковать по пустякам, — бросил резко Атаман.

— А у тебя есть другие предложения? — повысил голос Мирошниченко. — Крупная рыба не каждый день клюет.

— Да, у нас есть конкретное предложение. И если ты, начальник, с ним согласишься, то мы на пару лет потеряем интерес друг к другу. Думаю, такой расклад устроит обе стороны.

— И какой же мне светит навар? — Заинтересованность офицера подтверждали его цепкие глазки, заплывшие жиром, но не потерявшие своей проницательности.

— Бабок будет не меньше, чем ты заработал за всю свою преступную деятельность, — неожиданно огорошил его Марат.

— Подбирай выражения! — затрясся от злобы начальник колонии и даже привстал, опершись о стол, который прогнулся под тяжестью его грузного тела.

— Не ломай мебель, отрядный. — Диксон специально понизил его в должности, напоминая о былых временах и давая понять, что для них он остался обыкновенным подельником в преступной деятельности.

— Да как ты смеешь? — брызгал слюной подполковник, закипая все сильнее.

Марат тоже поднялся и оперся о стол с обратной от начальника стороны, уставившись на него в упор.

— Комедию будешь ломать перед руководством, — процедил он сквозь зубы. — А я твое гнилое нутро насквозь вижу.

— Сгною! — Мирошниченко ударил кулаком по углу стола, и тот надломился. Сотрясая в воздухе ушибленной рукой, он продолжал орать: — В ШИЗО сгною, бандитская рожа!

— Сам такой, — парировал Диксон.

На Марата посыпался шквал угроз и оскорблений, но он умудрялся вставлять в короткие паузы обидные реплики. Только Атаман сидел с безучастным видом, как будто его эта перепалка вовсе не касалась.

На шум в кабинет вбежали прапорщик, двое конвойных солдат и заглянула в дверь женщина-секретарша.

— Прапорщик Гудков, отведите осужденного Сайфутдинова в карцер, — приказал Мирошниченко, заметив невольных свидетелей скандала.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — козырнул Гудков и скомандовал, в свою очередь, Диксону: — Следуй за мной.

— Ты хорошо подумал? — спросил Сайфутдинов бывшего отрядного, привычно складывая руки за спиной.

— Уведите, — повторил подполковник для прапорщика, пропуская слова Марата мимо ушей.

После того, как все ушли, в кабинете стихло, он обратился к Алексею:

— Думаю, что ты сможешь найти замену этому придурку и подыскать другого напарника.

— Вряд ли.

— Сможешь, сможешь, — заверил толстяк, усаживаясь на свое рабочее место. — Ну, я готов выслушать твое прибыльное предложение.

— Никаких предложений не будет, пока мой кореш в камере парится.

— И ты туда же? — В голосе хозяина кабинета вновь проскользнули угрожающие нотки.

— Послушай, толсторожий, меня внимательно и не перебивай, в твоих же интересах. — Алексей говорил спокойно и полностью себя контролировал. — Ты рискуешь оказаться на моем месте.

— У тебя нет доказательств, к тому же самого следственные органы под расстрел подведут, — заметил Мирошниченко, сразу уловив, куда клонит собеседник.

— За чистосердечное признание вышку не дадут, лишь поднимут планку до пятнашки. — Атаману уже понравилось, что офицер не психовал, а вел разумную беседу. — А вот тебя, как организатора, могут подвести и под высшую меру наказания. Не забывай, стоит мне раскрыть рот — и дело обретет широкую огласку, возможно, оно по значимости приобретет союзное значение. Сбегутся опытные ищейки из столицы и раскопают твои делишки, а я им в этом помогу. Теперь прикинь: кто больше потеряет? Ты или мы? — закончил Алексей.

В кабинете зависла тягостная пауза. Подполковник уже давно понял, что зря дал волю нахлынувшим чувствам и не сдержался. Но уступать позиции и сдаваться без боя не собирался.

— Я, конечно, погорячился, — начал хозяин кабинета, — но он сам меня спровоцировал на это, — и кивнул на дверь, в которую недавно вывели Диксона.

— Оба хороши, — занял Казаков нейтральную позицию. — И, тем не менее, если мы нужны друг другу, то необходимо договориться.

— В общем-то, ты прав, — все-таки уступил Мирошниченко. — Но и меня пойми: не могу же я через пять минут отменять принятое решение. Подчиненные неправильно истолкуют подобное поведение начальника.

— И что из этого следует? Пусть мой кореш в карцере отдыхает?

— Обещаю, что до вечера его оттуда выпустят, — твердо сказал подполковник. — Надеюсь, теперь мы сможем вернуться к делу, из-за которого собрались здесь.

— Хорошо, — согласился Алексей. — Я изложу суть нашей задумки, но если ты, начальник, не сдержишь данное мне слово, то будем считать, что я тебе ничего не говорил.

Утвердительный кивок офицера дал понять собеседнику, что тот согласен с ним.

— Объект, у которого денег куры не клюют, — это полковник Сазонов, — буквально огорошил Атаман слушателя.

— Но… — не сразу нашелся что ответить подполковник. — Это очень рискованно, к тому же он поймет, что я в этом замешан.

— Вы с ним близкие друзья?

— Не то, чтобы близкие. Так, видимся несколько раз в год. В основном в областном управлении. Правда, месяца два назад ездили вместе на рыбалку, — своеобразно объяснил отношения с бывшим начальником, а теперь просто коллегой Мирошниченко.

— Тебе его жалко? Или боишься подмочить свою собственную репутацию? — поставил вопрос ребром Казаков.

— Жалость тут ни при чем, — признался начальник колонии.

— Остальное побоку. Сообщать властям о краже в особо крупных размерах он не станет. А чтоб в его глазах обеспечить свое алиби, ты пригласи его еще раз на рыбалку, а мы тем временем похозяйничаем в его доме. — По тому, каким жадным огнем загорелись глаза офицера, Алексей понял, что близок к достижению желаемого результата.

— Все равно на меня подумает, — все еще сомневался Мирошниченко, но уже явно сдавал позиции.

— Ну и черт с ним! Пусть что хочет думает, доказать это не сможет, — добивал собеседника Атаман. — После драки кулаками не машут. Ему придется смириться, никуда не денется.

— А-а-а, — махнул рукой подполковник. — Кто он мне: кум, сват, брат? В конце концов, будь у него такая возможность, он бы, не задумываясь, пустил меня по миру, — оправдывал он себя.