поддерживать оппозиционные группы правящих элит – тогда появляется раздражитель, а затем следуют либо реформы, либо жесткая реакция. Также правящие элиты используют такие инструменты, как социологические исследования и фокус-группы, для изучения настроений обывателей.

В советской модели управления социологии уделялось особое место. На каждом значимом предприятии работал социолог, который занимался постоянным мониторингом общественного мнения. Социологи на производстве собирали уникальный материал, изучая мнения граждан в разрезе любого населенного пункта СССР. Прежде чем Политбюро решалось поднять цены на товарную группу, эта всесоюзная социологическая сеть изучала, как отреагируют граждане.

Грамотная коммуникация между правящими элитами и обывателем – залог политической устойчивости системы. Однако эта коммуникация должна учитывать имперские культурные образцы. Так, русская имперская культура подразумевает единоначалие. При этом верховный правитель (царь/генеральный секретарь/президент) непременно должен быть лучшим из лучших. Верховный правитель в русской имперской культуре не принадлежит самому себе – это сверхчеловек чем-то сродни царям Древней Греции, которые бросали вызов богам Олимпа. Верховный правитель «по-русски» – это всегда справедливость. Также архетип высшей власти в сознании русского обывателя непременно связан с ответственностью за всю Россию в географическом и культурном смысле.

Обыватель хочет видеть в верховном правителе персонифицированную власть. Человека русской имперской культуры не устраивает парламентская республика: мы хотим знать, кто главный. В русской имперской культуре обязательно должен быть самый-самый правящий элитарий, авторитет которого незыблем для номенклатуры любого уровня – от главы сельсовета до федерального министра.

Персонификация власти – вот ключевой образ миропорядка по-русски. Именно поэтому если мы посмотрим на самые устойчивые режимы среди бывших республик СССР, то увидим российский, белорусский, казахстанский и узбекистанский примеры. Во всех четырех случаях сформирована устойчивая управленческая модель, в центре которой находится авторитетный верховный правитель с широчайшими властными полномочиями.

Лукашенко в Белоруссии, Путин в России, Назарбаев в Казахстане – везде реализована одна и та же имперская культурная модель. Если отбросить в сторону технологические примочки, то схема не менялась со времен князей, ханов, царей, императоров, генеральных секретарей и даже самозванцев. Образ верховного правителя в русской имперской культуре – один из центральных. Мы даже периодизацию русской истории ведем по именам правителей. «Это было в царствование Петра Первого», – говорим мы о событии. «Это было при Брежневе», – вспоминают наши родители о событиях молодости.

Меняются формы существования исторической России – ушли в прошлое Русь, Московское царство, Российская империя, СССР, но схема верховной власти в России не меняется.

Без образа верховного правителя в России рушится все. Начинается борьба за власть между группами правящих элит, политический раскол перерождается в смуту, которая затягивает обслуживающую прослойку и обывателей, – так начинаются гражданские конфликты и войны.

Вспомните период правления Ельцина, посмотрите на остатки Украины – все это результат отсутствия образа верховного правителя. Если правящие элиты не способны договориться и выдвинуть компромиссную фигуру, которую все они будут признавать в качестве арбитра и высшей власти, миропорядок по-русски заклинивает. Начинаются политические кризисы. Парламенты становятся разносчиками бунта. Региональные правящие элиты идут вразнос и ставят на сепаратистов. От оппозиции откалываются радикалы, уходят в подполье и вооружаются. Все это признаки того, что у вас в стране нет образа верховного правителя.

Постсоветские республики, где правящие элиты поняли это, – выстояли. И в России, и в Беларуси, и в Казахстане сформирован образ верховного правителя, оппозиция укрощена, правящие элиты прикормлены, телевизор и парламент контролируются.

Верховный правитель в этой схеме – человек, который несет ответственность за все и вся. Все рекламные и медийные ресурсы концентрируются на его личности. Он играет в хоккей и теннис, помогает слабым, ставит на место наглецов, собирает урожай, поздравляет молодоженов и отвечает на вопросы в прямом эфире.

Представьте себе огромный зрительный зал на несколько миллионов человек. Огромная сцена, большой экран. Все камеры направлены на одного актера. Еще несколько актеров второго плана – и много массовки. Теперь представьте, что вы уже 15 лет смотрите один этот сериал с одним главным героем, а остальные действующие лица меняются для поддержания диалога и раскрытия образа главного героя.

Создание и поддержание образа верховного правителя – главная задача русской имперской идеологии. Как и любая идеологическая задача, работа с этим образом сугубо технологична. Управление общественным мнением и создание политических образов – это такая же работа, как производство творога или строительство жилых домов. Кто владеет технологией – у того получается. Кто занимается самодеятельностью, обычно все ломает и в конце концов проигрывает.

Правящим элитам нужен доминирующий образ верховного правителя для того, чтобы не привлекать внимание обывателя к своей текущей деятельности. Когда внимание всего зрительного зала приковано к подвигам главного героя, очень удобно воровать одежду в гардеробе.

Но несмотря на все изъяны, эта модель с персонифицированной властью в лице верховного правителя в миропорядке по-русски реально работает. Работала она у Ивана Грозного, Петра I, Екатерины Великой, Владимира Ленина, Иосифа Сталина и Леонида Брежнева. Даже у никчемного последнего «красного» императора Горбачева до определенного момента были безусловный авторитет и вся полнота власти. Работает эта модель сегодня у Нурсултана Назарбаева в Казахстане, у Александра Лукашенко в Белоруссии, у Владимира Путина в России. Причем модель функционирует при любом общественном строе: абсолютной монархии, военном коммунизме, развитом социализме и номенклатурном капитализме.

Однако кроме достоинств у русской имперской модели власти, конечно же, есть и недостатки. Например, верховный правитель рискует оказаться в ситуации, когда правящие элиты создали образ небожителя и тем самым оторвались от реальности.

Если на дворе эпоха консерватизма и охранительства, то аппарату часто удается подавить волю верховного правителя. Так, например, произошло с Леонидом Брежневым. Ситуация была под контролем, все проблемы загонялись внутрь общества, сложности в экономике решались за счет накопления долгов. Аппарату удавалось все контролировать вплоть до внештатной ситуации – обрушения цен на нефть на мировой бирже. Но это уже было после смерти Брежнева – так незабвенный Леонид Ильич правил, не управляя.

Но аппарат не способен управлять развитием. Номенклатура может воспроизводить текущий миропорядок, но не в состоянии конструировать новый. Аппарат – это большой ксерокс: может наштамповать миллион копий, но не способен нарисовать картину.

Каждый период охранительства и консерватизма заканчивается глубоким кризисом. Это может быть война с внешним противником, революция, дворцовый заговор или путч; в любом случае в зоне риска оказывается фигура верховного правителя. В кризисные моменты консервативный миропорядок рушится в одночасье. Это случается потому, что аппарат не может копировать, ведь изъяли оригинал. Так происходило, например, в 1917 году после отречения Николая II от власти. Или после путча 1991 года в Москве. Аппарат заклинило – он не знал, какой миропорядок воспроизводить. С одной стороны, есть союзная власть, с другой – республиканские власти. Где верховный правитель? Чьи приказы исполнять?

В такие моменты правящие элиты