По закону, да и по жизни, мясницкий нож классифицируется как оружие. Но когда скрючившиеся, словно пораженные артритом, пальцы правой руки Джилли сомкнулись на его рукоятке, она поняла, что сможет воспользоваться им лишь для одного: разрезать на части куриную грудку.

Кроме того, нож можно пустить в ход, лишь сблизившись с противником. Джилли же совершенно не хотелось сближаться с Кенни. Она бы предпочла остановить его выстрелом из крупнокалиберного карабина. И чтоб стрелять она могла с крыши соседского дома.

Опять же, кладовая была всего лишь кладовой, а не арсеналом. И самый крупный калибр являли собой банки с персиками в густом сиропе.

А потом Джилли обратила внимание на то, что Мардж досаждали муравьи, и ее осенило, как выйти из положения.

* * *

Ни бейсбольная бита, ни праведная злость не превратили Дилана в отчаянного храбреца (или глупца), готового ворваться в темную комнату, чтобы искать там обкуренного, обдолбанного, обезумевшего юношу, увешанного холодным оружием. Приоткрыв дверь, чувствуя психический след, он ждал в коридоре, привалившись спиной к стене, слушая.

Не услышал ничего, словно собирался ступить в вакуум глубокого космоса, Дилан уже задался вопросом, а не оглох ли он, но потом решил, что Кенни всего лишь затаился и не хочет себя выдавать.

И хотя входить в комнату Дилану хотелось не больше, чем схватиться с крокодилом, он заставил себя переступить порог и ощупать стену в поисках выключателя. Он предполагал, что Кенни ждет такого маневра, и не удивился бы, если бы ударом ножа его руку пригвоздили к стене после того, как пальцы нажали бы на выключатель.

В спальне бабушки люстры под потолком не было, зато на столике у кровати зажглась лампа со стеклянным корпусом, разрисованным тюльпанами, и желтым абажуром, похожим на шляпу кули. Мягкий свет и мягкие тени поделили комнату.

Дилан увидел еще две двери. Обе закрытые. Одна наверняка вела в чулан. Вторая – в ванную.

Шторы на всех трех окнах не доходили до пола, так что за ними никто спрятаться не мог.

В одном углу стояло высокое, в рост человека, овальное зеркало. И за ним тоже никто не затаился, зато Дилан увидел в нем себя: лицо, не такое испуганное, как ожидал, плечи, более широкие, чем думал.

Огромных размеров кровать стояла так, что Кенни мог укрыться за нею, если бы улегся на пол, другая мебель в этом ему бы не помогла.

Так что волновала Дилана только фигура на кровати. Кто-то на ней лежал, укрытый с головы до ног покрывалом, тонким одеялом, простыней.

Как часто показывали в фильмах о побеге из тюрьмы, место человека под одеялом могли занимать уложенные соответствующим образом подушки, да только здесь верхнее покрывало чуть подрагивало.

Открыв дверь и включив свет, Дилан уже объявил о своем присутствии. Осторожно приблизившись к кровати, он позвал: «Кенни!»

Человек, лежащий на кровати, перестал дрожать. Застыл, превратившись в укрытый простыней труп, каких хватает в любом городском морге.

Дилан ухватил бейсбольную биту обеими руками, готовый нанести удар.

– Кенни?

Укрывшийся под покрывалом, одеялом и простыней человек задрожал вновь, словно подпитавшись нервной энергией.

Дверь, которая могла вести в чулан: закрыта. Дверь, которая могла вести в ванную: закрыта.

Дилан обернулся на дверь в коридор.

Никого.

Он попытался вспомнить имя, упомянутое прикованным к кровати мальчиком, имя перепуганной девушки, которая жила на этой же улице, и ему это удалось.

– Бекки?

Загадочная фигура дергалась и дергалась, определенно живая, но не отвечала.

Пусть он не решался ударить битой человека, которого не мог видеть, Дилану совершенно не хотелось протягивать руку, чтобы сдернуть покрывало, одеяло и простыню, по той же причине, что не стал бы сдергивать брезент с поленницы, если б подозревал, что под ним устроилась гремучая змея.

Не хотелось ему воспользоваться и свободным концом биты, чтобы откинуть покрывало и прочее. Бита могла запутаться в материи, на какие-то мгновения, возможно самые важные, оставив Дилана безоружным. Кенни-то требовалось очень мало времени, чтобы спрыгнуть с кровати и наброситься на него с ножом, предназначенным для обезглавливания.

Мягкий свет, мягкие тени.

Дом затих.

Человек на кровати все подрагивал.

В коридоре первого этажа Джилли одну за другой миновала три арки, которые вели в три темные комнаты, останавливаясь и прислушиваясь у каждой, не заметила ничего подозрительного и через холл, мимо столика с розовой лампой, двинулась к лестнице на второй этаж.

Начав подниматься, услышала какой-то металлический звук, вроде бы «плинк», и замерла на второй ступени. За «плинком» последовало «тат-а-тат», а потом быстрое треньканье: «зззииинннггг», и все стихло.

Шум этот вроде бы доносился из первой комнаты, дверь которой выходила в холл у парадной двери. Возможно, из гостиной.

Когда ты пытаешься избежать встречи с молодым человеком, которого собственная бабушка характеризует словами «безумие-наркотики-ножи», тебе не могут понравиться непонятные металлические звуки, доносящиеся из комнаты, где не горит свет и которая находится у тебя за спиной. А последующая тишина уже не может быть той невинной тишиной, что предшествовала «плинку».

Теперь, когда неизвестное не только ждало впереди, но и, похоже, поджимало сзади, Джилли не раскрыла в себе внутреннюю амазонку, но и не застыла, и не перепугалась до смерти. Мать, никогда не опускающая руки в беде, и несколько ударов судьбы научили Джилли, что противника нужно встречать решительно, не увиливая от схватки. Мать советовала: нужно говорить себе, что каждая неудача – сладкий крем, торт и пирог, ты должен съесть его и покончить с этим. Если лыбящийся Кенни затаился в темной, как безлунная ночь, гостиной, звякая друг о друга ножами достаточно громко, чтобы она его услышала, то ей приготовили целую корзинку для пикника, доверху наполненную бедой.

Она вернулась в прихожую.

«Плинк, плинк. Тик-тик-тик. Зинг… зззииинннггг».

* * *

Не набрав полную грудь воздуха, как волк из сказки, и не сдунув покрывало вместе с одеялом и простыней, Дилану оставалось или стоять, дожидаясь, когда человек на кровати сделает первый ход, неожиданность которого могла создать серьезные проблемы, или сбросить все покровы, увидеть человека и выяснить, кто он и каковы его намерения.

Подняв биту в правой руке, он схватился за простыню левой и отбросил ее вместе с одеялом и покрывалом, открыв черноволосую, синеглазую босоногую девушку-подростка в обрезанных джинсах и клетчатой синей блузке без рукавов.

– Бекки?

Страх застыл в ее широко раскрытых глазах. Страх вызывал неконтролируемую дрожь, которая сотрясала ее тело, передаваясь через наброшенные на нее простыню, одеяло, покрывало. Взглядом она уперлась в потолок, словно и не заметив, что прибыла подмога. Создавалось ощущение, что она в трансе.