Эти его слова оказались настоящими заклинаниями – продолговатый стальной стержень моментально нашёлся под грудами косметики…

Я принялась отпирать замок. Почему-то кажется, что Эрик Пансмакер, стоя сзади, мило улыбается. Не ехидно, без сарказма, просто искренне улыбался. Обернуться и убедиться, либо разубедиться в этом мне что-то не позволило, намертво зафиксировав мою голову прямо.

Дверь распахнулась, мы вошли в тёмную квартиру. На ощупь я нашла выключатель и зажгла свет. Отвыкшие от него глаза резануло острыми лучами. Я вслепую повесила пальто на вешалку и дала знак Эрику следовать за мной.

Двухкомнатная квартира. Отлично подходит для одинокой девушки. Из коридора ведут три двери: в ванную, на кухню и в первую комнату. Нужная мне дверь расположена прямо. За белым прямоугольником гостиная, довольно просторная и уютная.

У дальней стены стоит тёмно-коричневый диван в компании таких же кресел. Рядом с ними витринный шкаф, полки которого уставлены книгами и всякими сувенирами. Особую гордость моей коллекции составляли привезённые издалека пузатые деревянные куклы, которые можно укладывать одна в другую.

На стене висят полки с виниловыми пластинками, которые мне дарят друзья, даже несмотря на то, что у меня нет граммофона. Так эти чёрные блины и пылятся совершенно без дела.

В стене напротив – окно, выходящее на оживлённую улицу. Вид аляповатого памятника в стиле абстракционизма является естественным зрелищем, которое видно через широкий застеклённый прямоугольник. На подоконнике стоит крошечный кактус, окно наполовину прикрыто бледно-зелёными шторами с розочками.

Торшер с ярко-красным абажуром стоит у самого входа в комнату, вечно мешая проходу. Слева нашёл своё место маленький телевизор, чуть в стороне от него – дверь в мою спальню.

Вся комната достаточна пёстрая, если ещё и учесть бордовые обои с узорами в виде золотых ромбиков и красно-белый ковёр. Не всякий оценит буйства красок.

– Мило! – совершенно искренне выдал свой вердикт Эрик.

– Спасибо.

– Я полагаю, мне придётся остаться здесь, пока Вы будете заниматься своим внешним видом…

– Да, дождитесь меня здесь, – я сообразила, что зря торчу на одном месте, – И чувствуйте себя как дома.

– Ради бога, не торопитесь, – когда он моргает единственным голубым глазом, это всегда похоже на подмигивание.

Как бы мужчины не уверяли нас, что торопиться нам не следует, из их уст это звучит самым настоящим обманом. Не родился ещё такой мужчина, который умеет ждать. Поэтому в любом случае придётся поторапливаться… Немного, но стоит.

Я ушла в свою комнату, оставив Эрика одного.

Моя спальня по размерам сильно уступает гостиной, хотя мебели здесь немногим меньше, из-за чего свободного пространства здесь – квадратный метр.

Прямо напротив – миниатюрно окно с опущенными жалюзи. Под окном стоит моя кровать, опрятно заправленная утром. Я, конечно, готова мириться и с теснотой, и с не самой лучшей мебелью, но не с грязью и неаккуратностью.

Слева во всю стену высится громадный шкаф с одеждой. Чёрный здоровяк ассоциируется у меня с прежним домом, когда я ещё жила со всей семьёй, где вся мебель была такой же громоздкой, массивной, неуклюжей и чёрной.

Справа стоит универсальный стол, над которым зависло овальное зеркало в резной раме. Оно служит мне уже больше десятка лет. На столе стоят всевозможные флаконы с духами, всяческие крема и тому подобное. Рядом с ними лежит недочитанный роман Барстоу. Занимательная история двух друзей-предпринимателей, которые всю жизнь тратят на создание политической партии и борьбу за власть, пока в определённый момент один из них понимает, что всё это было полной глупостью. Я остановилась на том моменте, когда он встречает одну интересную девушку…

В сорок восемь лет этот человек серьёзно на что-то надеется…

Книга отчего-то называется «Большой, но маленький»…

Ладно, пора уже заняться собой!

Первым делом платье! В моём шкафу не так много нарядов, в которых можно выйти в люди, так что мой выбор пал на комплект из длинной юбки, приталенной короткой накидки и длинных перчаток. Всё белое и довольно симпатичное. Проблема тысяч девушек Данкелбурга меня не занимает – я легко втискиваюсь в свою одежду.

С фигурой мне, чего уж тут скромничать, повезло.

Я посмотрелась в зеркало, чтобы оценить свой внешний вид: с той стороны на меня смотрит хорошенькая девушка с довольно приятными чертами лица. Глаза, хоть и покраснели и немного опухли, но вполне неплохо выглядят, распахнуты широко, аккуратно обрамлены тонкими бровями. Остренький носик, несколько узкий, но как мне все говорят вовсе не отталкивающий. Ровная кожа, при этом, вовсе не бледная, как у утопленника. Аккуратные небольшие губы. Вот только на голове сейчас сущий кошмар!

Срочно пришлось взяться за муссы, гели и расчески, чтобы создать из чёрных волос хоть какое-то подобие причёски. Как всегда придётся помаяться с непослушной прядью, которая в итоге так и останется непобеждённой!

– У Вас тут очень любопытная картина, – раздался сквозь дверь баритон Эрика.

В своей гостиной я помню только одну картину, висящую напротив окна, совсем близко с полками, уставленными пластинками. Это репродукция Жана Фрауша, «Безымянная богиня».

– Вам понравилась работа Фрауша, Эрик?

– Ещё бы она мне не понравилась! И тут дело даже не в её красоте – не смею назвать её плохой, но ни по мастерству написания, ни по качеству проработки деталей её никак нельзя назвать выдающейся. Здесь больший интерес вызывает та любопытнейшая история, что с ней связана. Вы её слышали когда-нибудь, Катарина?

– Нет. Расскажите!

Перекрикиваться через закрытую дверь и заниматься одновременно с этим укладкой волос довольно неловко, так что пусть какое-то время говорит только Эрик, а я буду просто слушать.

– Ну что ж, дело было около пятидесяти лет, в то время, когда на родине Жана происходил перенос столицы. Родной город художника Фрауша исторически был столицей на протяжении более тысячи лет, но внезапно стали обсуждать возможность лишения его этого статуса. Другой город вдруг перегнал малую родину Фрауша и в плане развития экономики, и культуры, и уровня жизни, так что ход был вполне естественным. Конечно же, в протест этому решению выступили все, кто только мог: простые граждане устраивали демонстрации, писатели и поэты писали всевозможные произведения, а художник Жан создал свою «Безымянную богиню». На картине видна величавая статуя женщины в античном храме, на ней развивающийся хитон. Красиво, величественно, но в храме пусто – явная аналогия… Не пережив такого, Жан Фрауш покидает свою страну и переезжает в… куда бы Вы думали?

– В Данкелбург?

– Совершенно верно! Здесь он открыл школу изобразительных искусств, организовал пару выставок, включаю ту самую, на которую заявился Поджигатель Томас, после чего спокойно дожил до старости оставшиеся пять лет. Умер в возрасте семидесяти восьми.