Сняв повязку, Ахилл увидел, что рана начала воспаляться.

– Этого я и боялся! – прошептал он, уже не удивившись слову «боялся» – Ну что же, посмотрим, что удастся сделать этому волшебному зелью!

Он безгранично верил мудрости Хирона и знал, что тот не мог ошибиться в свойствах волшебного снадобья.

Ахилл вытащил пробку из горлышка бутылки, и маленькую пещеру наполнил густой аромат неведомых горных трав, пчелиного воска, какого-то знойного ночного цветка... На подставленный кусок чистого холста медленно вытекала не жидкость, а очень густая, янтарно-коричневая масса, почти непрозрачная и вязкая, как мед. На ощупь она казалась теплой.

Пропитав тряпицу зельем, Ахилл аккуратно приложил ее к ране на горле Гектора и прибинтовал, проводя бинт наискосок через грудь героя, чтобы не стягивать повязку на горле. Потом он так же поступил с раной на бедре, понимая, что и она может воспалиться. Нагретую Андромахой воду Пелид вылил в чашку и добавил туда зелья. Оно долго не растворялось, когда же растворилось, вода стала желтой и ароматной. Со всей осторожностью Ахилл разомкнул сжатые губы раненого и по капле влил жидкость ему в рот. К его облегчению, Гектор проглотил снадобье – он еще мог глотать!

– Что теперь? – тихо спросила Андромаха.

– Теперь только ждать.

Он вновь осторожно положил раненого на место и укрыл своим плащом.

– Завтра утром я поменяю повязку.

– А сейчас ты уйдешь?

Голос женщины задрожал, и она посмотрела на Ахилла с такой мольбой, что тот невольно опустил глаза.

– Мне нужно в лагерь. Я ушел, никому ничего не объяснив. Ты же сказала, что не боишься. И Тарк остается с вами.

– Я... не боюсь. Не боюсь зверей, не боюсь, что сюда придут люди. Но... если Гектору станет хуже?

Ахилл покачал головой.

– Я ведь больше ничего сделать не могу!

– Можешь! – горячо воскликнула Андромаха и с какой-то детской отвагой схватила его за руку. – Ты столько знаешь... Если ты будешь здесь, ничего плохого не случится!

– Хорошо. Я останусь.

«В самом деле, ничего страшного, если меня не будет в лагере! – мелькнуло у него в голове. – Я же сказал Антилоху все, что нужно...»

Чтобы как-то оправдать свою уступчивость, он переделал очажок, неловко сложенный Андромахой, и дабы сделать его прочнее, принес с берега ручья глины и старательно обмазал ею камни. На краю поляны рос наполовину высохший куст, герой выломал его и наготовил сухих ветвей с тем, чтобы их хватило на всю ночь.

Он понимал, что спать им не придется...

Ночью у Гектора начался жар. Его тело пылало, по лицу и груди текли ручейки пота. Дыхание стало слышнее, но сделалось еще более трудным и хриплым.

После полуночи раненый стал бредить. Говорить связно он не мог, лишь хриплый, невнятный шепот вылетал из его воспаленных губ. Среди бессвязного бормотания несколько раз отчетливо прозвучало только имя Андромахи...

– Он чувствует, что ты здесь, – сказал Ахилл, видя, как мертвеет и искажается лицо молодой женщины. – Говори же, говори с ним, как говорила днем, и он не уйдет в Царство мертвых!

– Я слышу дыхание смерти! – прошептала она, задыхаясь. – Бог смерти Танат стоит где-то там, в темноте, и ждет, когда ему можно будет войти...

– Пускай только попробует! – воскликнул Ахилл в порыве безумного, ничем не объяснимого гнева. – Я верю моему учителю – зелье, которое он дал, победит смерть! А если упрямый бог из Аидова царства вздумает все же проникнуть в мой грот, я спутаю ему крылья, как некогда сделал великий Геракл, если верить сказаниям[22]...

Ночной хор цикад уже умолкал, рассыпавшись отдельными голосами, небо на востоке стало выше и прозрачнее, как обычно перед восходом утренней звезды. Вдруг Гектор дернулся на своем травяном ложе, страшно вскрикнул и, что казалось невероятным, привстал и рванулся вверх. Он почти сел, и на повязке, охватившей его шею, все шире и все страшнее стало проступать кровавое пятно. Еще миг, и от напряжения кровь хлынула бы из горла, влилась в грудь...

– Нет! – дико вскрикнула Андромаха.

Но Ахилл успел вовремя. Он сорвался с места, охватил обеими руками раненого и прижал его назад, к постели. Гектор бился в судорогах. Они были так сильны, что несколько мгновений Пелид с трудом удерживал троянца – силы того, казалось, удесятерились... Но вот он обмяк, вытянулся, вздрогнул и затих.

– Он умер?! – прошептала Андромаха, склоняясь к мужу и не слыша больше его дыхания.

– Нет, он жив, – ответил Ахилл, поправляя плащ, прикрывавший раненого и прикладывая руку к его груди. – Жар спадает... И сердце бьется ровнее, хотя и слабо. Снадобье действует. Он может выкарабкаться...

Огонь в очажке тихо пританцовывал на горке углей, то привставал оранжевыми сполохами, то опадал и прятался под красными, будто кровью налитыми головешками. Он уже почти не освещал небольшое пространство грота, и густые тени подползли вплотную к людям. Ахилл и Андромаха сидели рядом, на охапке сучьев, вглядываясь в лицо раненого, которое тоже совсем растворилось в темноте и выступало бледным, нечетким пятном.

Лежавший у входа Тарк заворчал и привстал, втягивая ноздрями воздух. На фоне темной завесы кустов огненно замерцали его глаза и сверкнули белые искры обнажившихся клыков.

– Дичь, да? – тихо спросил Ахилл пса. – Ну, вперед! Принеси-ка и нам дичи – а то мы ничего не ели!

Пес мгновенно исчез. Спустя несколько мгновений предутреннее безмолвие нарушил короткий сдавленный вскрик, хруст ветвей, какое-то трепыхание, и затем Тарк снова показался на пороге лесного грота. Его челюсти сжимали что-то большое, повисшее неподвижно и уже мертвое.

Ахилл подкинул в очажок дров, пламя вскинулось длинными языками, желтыми, как глаза Тарка, и стало видно, что тот принес в грот тушку барсука, крупного, когтистого, сильного зверя. Вся охота могучего пса заняла лишь несколько мгновений...

– Не самая лучшая дичь! – проговорил Ахилл, осматривая добычу – Мясо у них жестковатое. Этот, впрочем, довольно жирный.

Герой быстро освежевал тушку, кинул Тарку потроха, голову и переднюю часть барсука, а остальное рассек ножом на небольшие кусочки, нанизал на прямые веточки и воткнул их в остывающую золу по краям очага.

– Хотя бы это съедим, – произнес он устало. – Сейчас изжарится... А ты, Тарк, не хрусти тут костями и не оставляй клочьев шерсти. Ступай-ка завтракать за порог!

Пес захватил зубами то, что еще не успело исчезнуть в его пасти, и выполз из грота. Слышно было, как он, устроившись среди кустов, с удовольствием доедает свою часть добычи.