Сидевший встал. Он был очень высок ростом, хотя и много ниже Ахилла. Однако сейчас спина троянского царя ссутулилась так, будто у него вырос горб. Вместо обычной богатой одежды на Приаме был темно-синий траурный хитон и такой же плащ, широкий и длинный, без украшений. Красивые седые волосы царя Трои, обычно аккуратно уложенные, сейчас просто висели до плеч, обрамляя потускневшее, серое лицо. Голова старика была непокрыта.

Мгновение он стоял, вглядываясь в Ахилла, затем сразу, будто потеряв силы, упал перед ним на колени.

– Я пришел молить тебя о милости, великий Ахилл! Милости к самому несчастному из смертных!

Он заплакал навзрыд, и Ахилл вдруг ощутил дикое, позорное желание выскочить из шатра и убежать. Подавив его, он нагнулся и взял старика за руки.

– Встань, царь Приам, встань! Ты – безумец, что решился проникнуть сюда... Хорошо, что тебе встретился Одиссей, благородный и мудрый человек, но встреть ты кого угодно другого, тебя взяли бы в плен, а возможно, и убили.

– Разве я хочу жить? – проговорил троянец глухо. – Не поднимай меня, богоравный Ахилл! Я не встану с колен, пока не услышу твоего ответа... Я пришел молить тебя вернуть мне тело моего бедного сына! За любой, за какой угодно выкуп позволь нам с женою облить его слезами!.. Гекуба молит богов о том, чтобы хоть коснуться вновь его кудрявых волос! Сжалься над нами! Я, некогда самый великий из азиатских царей, теперь унижен, как последний из рабов! Может ли быть что-нибудь страшнее... Смотри: я целую руку, убившую моего сына!

С этими словами он поймал руку Пелида и прижал ее к губам, задыхаясь от слез. В этот миг Ахилл принял решение, и сразу его смятение улеглось. Он твердо знал, ЧТО должен сделать, и удивился, почему подумал об этом только сейчас.

– Встань же, Приам! – сказал он уже громко и спокойно и силой поднял старика, а затем подвел к стоявшему возле одного из светильников креслу. – Садись и выслушай меня, и, возможно, тебе станет лучше. Хочешь глотнуть вина?

– Нет, нет! – прошептал Приам. – Говори! О, я вижу в твоих глазах жалость... Ты смягчился! Ты пожалеешь нас...

– Послушай, царь! – продолжал Ахилл. – Все, что случилось с вами и с нами, очень трудно исправить. Война, которая началась из-за мерзости, совершенной твоим сыном Парисом, натворила слишком много бед. Ее пора закончить, эту войну. Согласен ли ты?

Старик низко опустил голову.

– Я думаю об этом день и ночь. Мы же пытались, мы же вели переговоры. Но условия Агамемнона были всегда слишком тяжелы.

– Да, я это знаю. Но тогда у Трои был могучий защитник. Вы могли на что-то надеяться. Если не на победу, то на какое-то равновесие сил. Теперь Гектор пал. И Агамемнон пылает желанием взять Трою, даже угробив ради этого половину всех ахейцев. Я не могу этого допустить!

Глаза Ахилла заблестели, и Приам, внимательно его слушавший, невольно пристальнее всмотрелся в лицо молодого человека.

– Ты не хочешь этого? – тихо спросил он.

– Мне уже нечего терять, – сказал герой так же спокойно – Твой Гектор убил моего единственного друга, и мне все равно... Но я не хочу, чтобы гибли другие, их ведь тоже кто-то любит! Послушай, царь Приам. Вот мое условие: я склоню Атридов к новым переговорам, уговорю большую часть царей, им тоже до смерти надоела война. Ты же, со своей стороны, поведешь переговоры о мире и выполнишь самые суровые условия. Вернешь Елену ее мужу Менелаю, заплатишь какую угодно дань... я знаю, как несметно богата Троя. Ты пойдешь на все, кроме сдачи города, и в конце концов мы добьемся своего: война будет прекращена, и наши корабли уплывут отсюда. И если ты это сделаешь, я верну тебе твоего сына.

Приам покачал головой.

– Сына? Сына мне уже никто не вернет.

Ахилл сел против Приама на свою лежанку, затем, подавшись вперед и понизив голос, проговорил:

– Нет, я верну тебе именно сына, а не тело, о котором ты молишь. Гектор жив, клянусь молнией Зевса!

Если бы шатер зашатался и упал на голову старика, тот не вскрикнул бы так отчаянно и не вскочил с таким проворством на ноги.

– Что ты говоришь?! – крикнул он, – Ты хочешь лишить меня рассудка?!

– Я говорю правду, – Пелид опустил голову, уходя от горящего взгляда старика. – Я не знал, что не убил его, иначе не протащил бы за своей колесницей. Но потом... потом я увидел, что он жив, и мне удалось... Словом, я укрыл твоего сына в надежном месте, царь. Его и его жену Андромаху.

Старый царь молча, расширенными глазами смотрел на базилевса. Он еще не верил в то, что услышал. Но всеми силами хотел поверить...

Немного сбиваясь, Ахилл рассказал Приаму обо всем, что произошло после того, как его колесница покинула поле битвы. Рассказал и о том, как хотел добить Гектора, поняв, что тот жив, и как не смог этого сделать. Однако о том, куда он перенес раненого и где спрятал вместе с явившейся так вовремя Андромахой, Пелид не стал говорить.

– Мне нельзя увидеть его? – еле слышно спросил Приам, – Я понимаю, ты не хочешь, чтобы я знал место... Завяжи мне глаза, если хочешь. Но мне бы только убедиться...

– Нельзя, – твердо сказал Ахилл. – Кроме всего прочего, это опасно. Тебя не должны видеть. А убедиться ты сможешь спустя несколько дней, когда к твоему сыну хотя бы немного вернутся силы. Я думаю, он напишет тебе письмо. Для того, чтобы ты мне поверил.

– Я верю тебе! – воскликнул Приам. – Почему-то верю, хотя твой рассказ похож на сказку или сон. Но... ты говоришь, что Гектор еще на грани жизни и смерти. А если... если он умрет?

– Надеюсь, этого уже не случится, – не думая, Ахилл охватил руками колени, как делал в детстве, и сидел, чуть покачиваясь, почти не поднимая глаз. – Мы встретимся с тобой через... через десять дней, царь. Тогда, когда уже не будет сомнений в том, что твой сын будет жить и поправится. Тогда и условимся, как и когда ты начнешь переговоры. До этого времени я удержу Атридов от каких-либо попыток напасть на Трою. Я скажу им, что мне нужно время для соблюдения траура по Патроклу, а тебе – чтобы почтить память Гектора. Скажу, что тело я тебе отдал. А чтобы ты знал, как обстоят дела, вели своим караульным каждую ночь внимательно смотреть на равнину. Если случится самое плохое, я зажгу перед Скейскими воротами три костра. Но этого не случится! Не знаю, отчего, но я уверен.

Ахилл сказал это так решительно и с такой искренней надеждой, которую даже не пытался скрыть, что старик взглянул на него с изумлением и чуть заметно покачал головой.

– Так кто ты, в самом деле? Никогда бы прежде не поверил! Что же, я буду молить богов, чтобы костры не загорелись. Буду верить, что мой мальчик останется жить, как веришь в это ты. Мне... можно, я скажу Гекубе?

Ахилл нахмурился.

– Я хочу, чтобы ни ахейцы, ни троянцы не знали о том, что Гектор жив. Не знали до тех пор, пока не закончатся переговоры.

– Почему? Я понимаю, почему не должны знать ахейцы. А троянцы?..