Стоит ли позвать его? Просто окликнуть – вдруг лейтенант сейчас совсем рядом и их разделяет не более десятка шагов? Но ничего такого Ива не сделала, возможно, потому, что догадывалась, что это будет не по правилам. К тому же ее не покидало подозрение, постепенно переходящее в уверенность…

– Мы же не одни? – спросила она громким шепотом.

– Смотря что ты имеешь в виду, – ответил ее проводник.

Ива взмахнула рукой.

– На Чердаке кроме вас живет кто-то еще?

С губ Младенца сорвался странный звук – не то шумный выдох, не то насмешливое фырканье.

– Разумеется. В первую очередь здесь живет сам Чердак. А мы здесь гостим, до поры до времени.

Ива вскинула брови:

– Ты хочешь сказать, что Чердак живой?

– И да, и нет, и может быть, смотря что ты хочешь сказать, когда говоришь «живой», – произнес Младенец. – Такой же живой, как и весь этот Дом. У него есть и мысли, и желания, если ты об этом.

Ива выдохнула сквозь зубы. Мысли, желания… Но что это за мысли и желания, а главное:

– Если он живой, – медленно проговорила она, – значит, он должен чем-то питаться?

Младенец пискнул, очередная идиотская усмешка.

– Ну конечно же! А ты что думала?

Ива огляделась. Теперь она нисколько не сомневалась, что окружавшие ее предметы изменили расположение. Пресловутое кресло отползло на пару шагов вправо, манекен в шубе, наоборот, приблизился, а вместе с ним и комод на ножках в виде звериных лап. По левую руку от нее появились подставка для зонтиков и металлическая вешалка, на которой висела гирлянда из связанных шнурками башмаков. Именно так бывает во снах, зыбких и переменчивых. Только она не спала – проверки ради Ива даже ущипнула себя за руку.

– И чем же питается Чердак? – спросила Ива, хотя не было никакой надобности в этом вопросе. Младенцы все ей уже рассказали.

– Мыслями, чувствами, воспоминаниями, – ответил ее проводник. – Немного того, немного другого… Сначала берет то, что плохо лежит, а потом… Потом он впивается как клещ и может высосать тебя без остатка. Вот скажи-ка, что ты ела сегодня на завтрак?

– Пф! Очень просто: сегодня…

И тут она запнулась. Завтрак и прочие события утра полностью выветрились из головы. Как она ни напрягала память, но все, что вспомнила, – это то, как она лежала на крыше и встретила Некто Тощего. А что было до этого, она не смогла бы выдать даже под пытками. Завтрак? Овсянка, скорее всего, Роза часто готовила на завтрак овсянку… Или же яичница? А может, яблочный пирог, сейчас ведь сезон яблок…

– Я не помню! – В голосе прозвучал испуг. – То есть… Наверное, я просто не обратила внимания. Завтрак как завтрак, ничего особенного.

– Они всегда пропадают первыми, – сказал Младенец. – Маленькие, ничего не значащие воспоминания об обычных каждодневных делах. Никто и никогда не замечает их пропажи до тех пор, пока не становится слишком поздно. Так что… Послушай моего совета и поторопись. Не стоит здесь задерживаться, иначе, не ровен час, вообще забудешь, зачем мы сюда пришли.

– Ясно, – коротко кивнула Ива. – Тогда не будем терять время.

Она уверенно шагнула вперед и тут же запнулась о металлическую ножку манекена в шубе, опрокинув его на бок.

– Да что же ты лезешь под ноги-то! – не выдержала Ива и пнула в сердцах противный манекен. Перепрыгнув через шубу, она перелезла к Младенцу.

– А они не опасны? Все эти вещи?

– Как знать, – уклончиво ответил проводник. – Они ведь тоже потеряли свою память, вот и тянутся к чужой.

– В смысле?

– У всякой старой вещи со временем появляется свой характер и даже разум. Но если случилось так, что эту вещь забыли, она может сойти с ума… Тогда она становится опасной. Потерянная вещь будет искать себе нового хозяина, но не для того, чтобы он владел ею, а для того, чтобы владеть им.

– Это как?

– Один человек стал рабом дивана и пролежал на нем до самой смерти. Другого человека пленил фарфоровый чайничек, и пришлось ему пить чай без остановки, пока он не лопнул. Со старыми вещами стоит быть осторожным.

– Спасибо за совет… – Ива поморщилась и бочком отошла от шубы подальше. Показалось, будто груда меха на полу заворочалась.

А ее проводник уже двинулся дальше, протискиваясь в щель, между узкими шкафами, похожими на гробы. Ничего не оставалось, кроме как втянуть живот и ползти за ним следом, молясь о том, чтобы не застрять здесь навеки. Из шкафов-гробов слышались шорохи, и скрипы, и даже тихое бормотание, но проверять, есть ли там внутри что-то или кто-то, Ива не собиралась.

Кончилось все тем, что она неудачно повернулась и чуть не опрокинула один из шкафов – тот опасно закачался. Иву словно окатили холодной водой. Перед мысленным взором промелькнула жуткая картина, как все вокруг начинает падать, подобно костяшкам гигантского домино. Шкафы, стойки с одеждой, коробки – рушатся в одно мгновение, погребая под собой и ее, и ее провод-ника, и даже лейтенанта Юстаса в другом конце Чердака. От могучего удара вздрагивает весь Дом, в воздух поднимается огромное облако пыли… Но шкаф устоял, и катастрофы не случилось. Разве что бормотание, доносящееся изнутри, зазвучало обиженно и сердито, Ива же отделалась легким испугом.

Она выбралась в узкий проход между двумя рядами книжных стеллажей, на которых вместо книг стояли бесчисленные банки с компотами и с солениями. Голова Китайского Младенца мелькнула далеко впереди – пока она протискивалась мимо бормочущих гробов, проводник успел сильно ее обогнать. Пришлось прибавить шаг, чтобы совсем не потерять его из вида. Из-за этой спешки она несколько раз споткнулась и в итоге до крови рассадила большой палец на ноге. Было, конечно, больно, но Ива утешала себя мыслью, что потом, случись чего, она всегда сможет вернуться назад по собственным кровавым следам. Раз уж у нее нет с собой хлебных крошек, придется довольствоваться тем, что осталось.

– Нашел! – неожиданно закричал Младенец. – Нашел! Я же говорил, говорил, что нужно идти в эту сторону!

Ива прибавила шаг и вышла на крошечную площадку, окруженную кольцом громоздящихся друг на друга картонных коробок.

– Отлично. – Она перевела дыхание. Если подумать, они прошли всего ничего, однако устала она так, будто поднялась на высокую и крутую гору. Пот катился градом, легкие горели так, будто она наглоталась раскаленных углей. – Значит, я сделала правильный выбор… И где же они?

– Да вот же. – Младенец переместился к дальнему краю площадки. – Крылья, которые ты искала.

Далеко не сразу Ива поняла, о чем он говорит. Когда же поняла…

– О! Вижу… – проговорила Ива, и голос ее прозвучал так, будто комок встал ей поперек горла.

Они лежали на крышке громоздкого сундука, запертого на тяжелый навесной замок. Когда Юстас рассказал ей о «крыльях», Ива представила именно крылья – такие же, как и у всех птиц, покрытые плотными перьями. В ее мыслях перья почему-то были белыми. Но то, что лежало на крышке сундука, с птичьими крыльями не имело ничего общего, и о перьях даже речи не шло. Если напрячь фантазию, то, пожалуй, можно найти сходство разве что с крыльями летучей мыши. По сути же это оказалась нелепая конструкция из множества тонких реек, скрепленных проволокой и кожаными ремнями и обтянутая серой парусиной. На крылья она походила не более, чем деревянный костыль на настоящую ногу. Понятно теперь, почему Некто Тощий отказался от них – замена вышла слишком неравноценной.