Эх, жаль, мама-покойница не видит. И сестра. Ее талантливая, красивая, вконец спившаяся сестра. Лиле стало грустно, но только на миг.

Набирая домашний номер заинтересовавшего его оружейника, Мирон почти не сомневался, что толку от этого звонка не будет. Будний день, рабочее время. Занятой человек, успешный бизнесмен с разносторонними интересами: Причем, если верить собранной информации (а Мирон не поленился выискать о господине Палом все, что только можно), успеха он добился с нуля, собственными силами и очень быстро. Ни протекции, ни богатых родичей в биографии эксперта не просматривалось. Откровенно говоря, родственников не просматривалось ни богатых, ни бедных, никаких, если верить доступным Мирону базам данных. А какое у него основание им не верить? Все ж господин Палый не суперзасекреченный герой боевика, а нормальный обыватель и добросовестный налогоплательщик, пусть и с экзотической профессией. Сирота? Дело обычное, таких немало. Провинциал, внезапно вынырнувший посреди столицы и сразу же преуспевший? Что ж, и такое случается. Так, заявление о восстановлении идентификатора личности в связи с утерей… Место рождения, указанное в заявлении на получение документов, терялось где-то в недрах огромной страны. Дыра, попросту говоря. Ни музеев, ни интернета, ни нормальной библиотеки. Школа фехтования – ой, вряд ли… Но и это все – не преступление!

Что-то Мирона кололо, конечно, и он, не доискиваясь покуда причин, просто принял к сведению неопределенное ощущение, что ему, так сказать, впаривают фальшивку. Но до поры до времени можно и потерпеть. Чего-чего, а терпения дознавателю не занимать. Он умел мириться с неопределенностью, если она не угрожала его целям. Прежде всего следует встретиться с этим удачливым сироткой. Мирон верил в информативность личного впечатления. Вдоволь наслушавшись гудков, он дал отбой и принялся звонить на фирму Палого.

Пару дней спустя Мирону начало казаться, что самое Дан Палый – что-то вроде грандиозного мыльного пузыря. Он оказался неуловимым, как преступник в международном розыске. И дознаватель завелся. Уже не имело никакого значения, что он бы даже не узнал о существовании такого человека, если бы не мысль переговорить с экспертом по холодному оружию об удивительных метательных снарядах. Казалось бы, на Палом свет клином не сошелся, у Мирона имелся целый список достойных кандидатур, среди которых были признанные в определенных кругах звезды. Но чутье твердило, что ему нужен этот – именно этот, никто другой – и что путь, выведший его на господина Палого, сам по себе ничего не значит. И Мирон из кожи вон лез в попытках увидеться или хотя бы переговорить с ним. Простое дело, если у человека есть жилье и работа и нет причин пускаться в бега? Как бы не так! Дан как сквозь землю провалился. Отгоняя мысли о безнадежно запущенных делах и неизбежном гневе начальства, когда вскроются его художества, Мирон без устали мотался по связанным с Даном адресам. Он пытался накрыть его на квартире ранним утром, поздней ночью, днем и вечером, во всех мыслимых вариантах. Впустую. Тот жил в недавно выстроенном доме, хотя и не элитном, но более чем приличном: мало квартир, жильцы погружены в собственные дела, и никаких глазастых бабулек на лавочке и у дверных глазков. Охранники у въездных ворот, придирчиво рассмотрев удостоверение, объяснили Мирону, что, если он хочет получить от них сведения о жильцах, достаточно вызвать повесткой – они-де моментально явятся и ответят на все вопросы. Пускать, однако, пускали, и Мирон каждый раз мог самолично убедиться, что квартира остается необитаемой.

Данова работа тоже ожиданий не оправдала. Небольшой, но сплоченный, как это принято говорить, коллектив был невероятно вежлив и предупредителен и всей душой стремился помочь господину дознавателю, но… Положа руку на сердце, у Мирона даже не было причин ерничать – ребята действительно выглядели обеспокоенными. Встретили его настороженно, но Мирон сумел убедить Дановых сотрудников, что начальник нужен ему исключительно как эксперт, и тогда тревога прорвалась наружу. Дан не то чтобы дневал и ночевал на работе (зачем, если поставлено все грамотно и служащие – люди не случайные?), но дело свое по-настоящему любил и занимался им увлеченно. А такого, как сейчас, чтобы не появлялся, не звонил и на звонки не отвечал, вообще никогда не было. Мирон разжился номером мобильного телефона не только самого Дана, но и его заместителя – тот умолял сообщить, если что-то выяснится. И все же ушел, считай, ни с чем. Что ему этот мобильный? В любую минуту можно выкинуть одну симку и купить другую. И за конторой, по-хорошему, не мешало бы приглядеть. В тревогу сотрудников Мирон поверил. А вот в их обещания немедленно отзвонить, если пропащий объявится, не очень-то. Шефа они обожают, это видно, и где гарантия, что не станут его покрывать, если он вдруг нарисуется на службе, отягощенный неизвестными пока неприятностями?

Да, не мешало бы приглядеть. Да только как это сделать? Не наряд же ему под это дело просить, ей-богу…

Смотался на завод, где ограды эти чугунные отливают. В пригороде где-то. Совсем глухо. Мирона уже трясло от рассказов о том, какой Дан прекрасный человек и специалист и как все волнуются из-за его неожиданного исчезновения. Хотя, безусловно, ничего криминального там быть не может, даже и не думайте, господин дознаватель, потому как Дан прекрасный человек и… В общем, смотри пункт первый.

Мирон уныло ходил по кругу, как ослик, вращающий ворот. И все больше чувствовал себя самым настоящим ослом. Проклятье, у него даже не было оснований объявить Палого в розыск! Спал он редко и плохо и предпочел бы не спать совсем, такая жуть ему снилась. Распечатка данных неуловимого эксперта истерлась на сгибах – он постоянно таскал ее при себе, практически у сердца, словно письмо возлюбленной, хотя давно уже вызубрил наизусть. Порой казалось, четкие строчки на листе бумаги – единственное надежное свидетельство существования этого человека.

Отчаявшись, махнул в клуб исторического фехтования. Должны же быть какие-никакие друзья у этого таинственного типа! Ехал с опаской. Черт их знает, этих психов в самодельных латах. Все-таки абсолютно нормальный взрослый человек ничем подобным заниматься не будет. Оказалось, зря переживал. Милейшие люди, отзывчивые, интеллигентные. Вменяемые. Дана здесь уважали, и даже более того. Председатель клуба доверительно признался, что вообще ничего подобного никогда не видел, потому как Дан – не просто мастер и знаток, но нечто большее. Понимаете, пояснил он Мирону, можно и в наше время быть хорошим бойцом, но трудно представить мастерство настолько органичное, словно человек родился на свет с оружием в руках. Дан оказался находкой для клуба, настоящим кладезем информации. Никогда не задирал нос, охотно работал даже с новичками, терпеливо объяснял такие тонкости, что у знатоков голова шла кругом. Но ни с кем особо не сблизился. Чувствуется в нем что-то, разводил руками председатель, что держит людей на дистанции. Девчонки в клубе есть, и какие! (Мирон как раз вздрогнул, оглянувшись на яростный вопль: это одна из красоток, вся взмокшая, отчаянно рубилась с каким-то громилой.) На Дана заглядывались, понятное дело. Молодой, симпатичный, не бедный. Да только ни у одной не склеилось.

Народ здесь был менее настороженный, чем преданные вассалы из Дановой фирмы. Один за другим подходили поединщики, утирали раскрасневшиеся физиономии и включались в разговор. Измученный Мирон, в отчаянии от того, что вытянул очередную пустышку, вдруг взмолился – помогите. И кто-то вспомнил. Как-то разговорились они с Даном по дороге, в метро. У него в тот день машина в ремонте была, вот и ехал как простые люди. Парень уже не мог воспроизвести всех деталей разговора. Помнил, Дан обмолвился, что есть у него в городе любимейшее место, и назвал полузабытый, далеко не культовый музей. Пояснил с улыбкой, что человек он немодный и превыше всего ценит три вещи: свободу, покой и информированность. И что там, в музее этом замшелом, есть обалденный архив, а в архиве – совсем уж звездный архивариус. Умница и знаток, каких мало, и что будто бы он, Дан, сплошь и рядом у него консультируется и вообще просвещается. Ну этому парень не поверил, конечно. На фига Дану консультации? И разговор-то этот пустяковый потому только и запомнился, что ему до такого, как Дан, – все равно что до неба. А тут шли как свои, разговаривали… Тут юнец смолк и пристыженно взглянул на господина дознавателя, драгоценное время которого отнимал своей болтовней. А у Мирона тихо екнуло сердце, и запнулось, и снова пошло, только торопливее и затаеннее, словно боясь спугнуть нечто. Не обольщайся, одернул он себя для порядка. Может, это и не значит ничего. Но сердце упрямо тукало – значит, значит, значит… В любом случае, это зацепка, еще один возможный контакт. Палый, как видно, живет настолько замкнуто, что никакой наводкой пренебрегать не стоит.