Но у повстанцев и бунтовщиков-вольнодумцев не было главного — своего Ленина или хотя бы Сталина, способного повести за собой, который не побоится ответственности. «Настоящих буйных мало: вот и нету вожаков».

Не было того, кто мог бы первым стрельнуть из «револьверта в Тирана» и того, кто мог бы взять на себя ответственность «свергнуть Деспота». И самое главное, что их также сдерживало, — они знали, что поддержки в народе у них нет (как сказал о Сталине Молотов: « А его все равно любили. Его очень любили.»)

И с нацсоставом было не очень в этой компании, и перспективу народу они предлагали, скажем так, слабоватую. Не зря в первые погромы Русской церкви в начале 20-х гг. был запрет ставить во главе комиссий по разграблению лиц самой угнетенной нации, чтобы не побили. Геноцидом казачества и раскулачиванием также, в первую очередь, эти товарищи промышляли. Так что — не пошел бы народ за ними.

В итоге, Сталину надоели эти игры в заговорщиков, все эти болтуны, не желающие работать на благо России. И не дожидаясь, когда они рванут на баррикады, Иосиф Виссарионович стал всех сажать. Сначала за убийство Кирова. Потом спровоцировал оппозицию на более активные действия, на обычную истерику и панику, принятием новой

Конституции 1936 года, по которой на ближайших выборах в местные и федеральные органы власти (Советы) эту компанию могли и не избрать выпущенные Вышинским на свободу раскулаченные крестьяне, попы и вчерашние расказаченные.

Перепуганная такой перспективой, правая оппозиция, еще несколько лет назад ссылавшая раскулаченных целыми деревнями, громившая и взрывавшая церкви, организовала очередную борьбу с врагами народа в СССР. Начала истреблять протестный электорат, потенциальных избирателей под видом борьбы с уголовным и бандитским элементом в преддверии будущих выборов по новой Конституции.

При этом сразу решалось несколько целей: устранялись люди, неугодные самим оппозиционерам, а также наиболее толковые и нужные стране люди. А ответственность переводилась персонально на Сталина как на главу государства — «в стране правит лично он»! Точнее, Сталин был уже тогда национальным лидером, и именно его реформы осуществлялись в стране. И именно по нему и его реформам и должны были, по идее оппозиции, и ударить репрессии на местах. Утвержденные ЦК ВКП(б), в котором большинство и составляли прежде всего оппозиция, руководители с мест, опасавшиеся выборов со всеобщим тайным голосованием.

Но и тут коварный тиран-деспот оказался хитрее вольнодумцев. Он смог руками оппозиции истребить ее. А потом и основных борцов с врагами народа, рьяно проявивших себя, поставил к стенке. Основной массой среди «жертв репрессий» стали все же не обычные работяги, а именно сама верхушка партии, чиновники, военные, готовые предать интересы страны в случае нападения Германии (Запада) на Россию. Те, про кого Молотов потом сказал, как о людях, способных ударить в спину в случае войны.

Кстати, примерно так и ложились к ногам Гитлера все европейские государства. Мало того, что их пошло сдавали под Гитлера их «союзники» типа Англии, но у них самих не было людей, способных вести борьбу против захватчиков, «пораженцы» были в огромном количестве. Сдачу армии и страны организовывали собственные маршалы, считавшие, что разумнее не воевать с Гитлером и сдаться.

Но режим оккупации в европейских странах был совсем не таким, какой готовили (и не скрывали этого) нацисты нам. В Европе элита знала, что никто их лишать их благ не будет, а вот наши понимали, что будет с ними, если они будут слишком усердно воевать против Гитлера, когда придут немцы. Поэтому во время войны оппозиция притихла и взвалила на Сталина руководство страной. А когда поняли, что Гитлера можно победить, стали воевать, как надо, и наши генералы.

Жестоко поступил Сталин с оппозиционерами перед страшной войной? Даже очень. Но только на другой чаше весов стояли миллионы простых граждан России, которых оппозиционеры готовы были с легкостью принести в жертву, пустить на убой ради возвращения власти любой ценой, организовав поражение в войне. В конце концов, чем меньше людей остается в России, тем лучше для западных спонсоров — меньше народу надо кормить. А остальные пусть работают на обслуживании месторождений и скважин.

Можно сказать, что эти слова похожи на сталинскую пропаганду времен митингов в Москве середины 1930-х гг. — «смерть империалистическим собакам»? Не стоит лукавить. Эти самые митинги — такие же шоу, как и любые другие. Лучше поднимите статистику. Количество репрессированных не особо превышает такие же показатели посаженных в любые другие годы в России и до, и после. И уж точно не превышает подобные акции тех лет в других странах. Англичане или американцы также свою «пятую колонну» десятками и сотнями тысяч отправляли в лагеря или высылали из страны.

Это называется обычной политвозней, в которой побеждает сильнейший. А проигравшие всегда потом ищут себе оправдания да обвиняют победителя в кровожадности, которой у него могло и не быть, не представляй оппозиция реальной угрозы. И еще неизвестно, какую степень кровожадности допустили бы сами карбонарии, дорвавшись до власти. В конце концов, это они сотрудничали с иностранными спецслужбами (и с немецкими в том числе), а не Сталин со своей командой.

Но не всех победил Сталин в этой борьбе за «свою личную власть». Да и не мог. Для этого пришлось бы перестрелять полстраны недовольных. А такой задачи себе он и не ставил. Но, как ни крути, а именно принятые им жестокие меры позволили России выжить в этой войне ив 20 веке.

Самым главным доказательством наличия антисталинской оппозиции является такой колоритный персонаж, как Никита Сергеевич Хрущев. Будучи выходцем из крестьянской среды с их тягой к мелкой собственности, до середины 1920-х гг. он открыто якшался с троцкистами по молодости и недомыслию. Которые и проповедовали и поощряли тягу человека к накопительству как главной цели в жизни. По мере устранения Троцкого от власти Хрущев сдружился с «любимцем» партии Бухариным, а когда почуял, что Сталин и его команда наверняка одержит верх, быстренько сменил ориентацию окончательно. Но после смерти Сталина именно Никита Сергеевич стал вести страну к возвращению к капитализму.

Тот же Молотов, свидетель тех лет, так высказался о Хрущеве: «.многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те крикуны: «Не выдержим! Нас победят!» Они, так сказать, себя выдали. А эти — кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много — крестьянская, мещанская масса. У нас в 20-е годы был тончайший слой партийного руководства, а в этом тончайшем слое все время были трещины: то правые, то национализм, то рабочая оппозиция… Как выдержал Ленин, можно поражаться. Ленин умер, они все остались, и Сталину пришлось очень туго. Одно из доказательств этому — Хрущев. Он попал из правых, а выдавал себя за сталинца, за ленинца: «Батько Сталин! Мы готовы жизнь отдать за тебя, всех уничтожим!» А как только ослаб обруч, в нем заговорило.». «…о Хрущеве. Этот, такой активный всегда, а в партию вступил только в 1918 году, когда все стало ясно».