шло строительство госпитальных бараков и столовой. Левее строилась добротная кирпичная баня. А пока что солдаты умывались и купались в ручье.

Моряки все эти дни трудились на разных объектах. Мичман Батраков с пятью матросами дополняли артель землекопов, которая рыла котлован под сардобу [20]: в ней предполагалось хранить запасную воду, на случай, если текинцы в горах отведут воду ручья в сторону. Мичман днем был всегда занят. С Надей виделся лишь по вечерам. Обычно они уходили вверх по ручью или, когда графини не было в палатке, уединялись в ней. К морякам Надя зашла лишь однажды: в день ухода отряда на рекогносцировку. Зашла, чтобы собрать мичману рюкзак.

В девять вечера, после молебна, скобелевский отряд отправился в Геок-Тепе, запылил между горами и Каракумской пустыней.

Шли всю ночь, без остановок. Сверху светила луна, обливая горы мертвенным серым цветом. Тишину ночи нарушал лишь скрип фургонов да цокот конских копыт. Сухо похрустывали камни под стальными обручами пушечных колес. На рассвете устроили привал. Отдыхали до полудня. Вечером вошли в Арчман, расположились возле серного источника. После короткого отдыха — снова в путь.

На подходе к Дуруну увидели отряд текинцев. Всадники, словно поднятые вихрем, вынеслись из пустыни, промчались мимо, стреляя на скаку из винтовок. Казаки ответили беспорядочной стрельбой. Текинцы, увидев численное превосходство царского отряда, ускакали прочь.

Точно такая же перестрелка произошла в Ак-Кала. По сути не оказывая сопротивления, воины Тыкмы-сердара втянули скобелевский отряд в свои боевые порядки, заняв позиции с юга — на холмах, с севера — в песках, и остановили его в двенадцати верстах от Геок-Тепе, в крепостце Егянбатыр-Кала. Скобелев и сам не заметил, как увлекся погоней и зашел так глубоко в тыл. Только тут он спохватился: боевые силы у него не столь уж велики, а довольствия взято в поход всего на шесть суток.

Расположившись с офицерами штаба в крепостце, Скобелев приказал отряду оградить ее всеми имеющимися средствами. Пехотинцы, артиллеристы, морская команда, казаки — все как один принялись укреплять крепость. Дороги, ведущие к ней от Геок-Тепе, были обезображены ямами и завалены срубленными деревьями. Входы в Егянбатыр-Кала были забаррикадированы.

В крепостной хижине горел фонарь. Офицеры входили и выходили, получая распоряжения командующего. Гродеков не покидал генерала, впервые видя его столь потрясенным. Скобелев вышагивал по кошмам и сокрушенно вздыхал.

— Вот она, отгадка, на все их притворные хитрости! — выпалил вдруг со злобой. — Все эти прошения о подданстве, подарки и льстивые речи — не что иное, как усыпление моей бдительности! Они усыпили ее, черт побери! Скажу вам, Николай Иванович, как на духу: если выберемся отсюда, закажу молебен во спасение души.

— Тысяч десять их, не меньше, — сказал с тяжким вздохом Гродеков. — Судя по всему, они давно готовились встретить нас.

— И все-таки надо вплотную подойти к Геок-Тепе и сделать кроки, иначе весь наш поход гроша ломаного не стоит, — высказался Скобелев. Помолчав, добавил: — Вот что, полковник… Возьмите-ка лист бумаги.

Гродеков достал из полевой сумки толстую тетрадь и карандаш.

— Я слушаю, Михаил Дмитриевич.

— Пишите: „…Полковнику Вержбицкому и всем офицерам отряда. В случае моей смерти на предстоящей рекогносцировке 6 июля я поручаю командование отрядом полковнику Гродекову“.

— Да вы что, господин генерал?! — испугался начальник штаба. — Бог с вами… Не заболели, случаем?

— Перестаньте, полковник, я знаю, что делаю. Пишите дальше: „Он вполне способен вывести целым отряд, и ему известны все мои соображения. Я сознательно поставил отряд, по-видимому, в весьма трудное положение, но я убежден, что при молодецком ведении дела он вернется с честью. Общее впечатление всего этого смелого движения оправдывает риск“[21].

V

Конница Тыкмы-сердара начала окружать Егянбатыр-Кала в четыре часа утра. Всадники теке подходили с гор и со стороны песков. Ракетная сотня и морская команда тотчас открыли по ним огонь. Взрывы ракет и бомб рассеяли плотные строи конницы, но не повернули ее вспять. Джигиты спешились, спрятали коней за холмом и перебежками, ложась и стреляя из винчестеров, стали приближаться к Егянбатыр-Кала. Их маневр сбил с толку артиллеристов. Стрелять из ракетниц и картечниц по рассеявшемуся неприятелю — не дело. Пальба из орудий прекратилась. Скобелев, наблюдавший за ходом сражения в бинокль с глинобитной стены, возмутился:

— Что произошло? Почему полковник Вербжицкий прекратил огонь? Эрдели, отправляйся к артиллеристам и передай мой приказ — ни на секунду не ослаблять огня!

Адъютант командующего сбежал по лестнице вниз, вскочил в седло и помчался к ручью, на берегу которого заняли позицию артиллеристы. Скобелев и Гродеков внимательно наблюдали за ним. Вот он выехал на правый фланг и, остановив коня, замахал руками. Видимо, со свойственной ему горячностью передавал приказ командующего. Вот он пришпорил скакуна и направился к центру позиции. Было видно, что Эрдели вступил в перебранку с полковником Вержбицким и моряками.

— Засужу негодяев! — со злобой процедил Скобелев. — Промедление смерти подобно!

Скобелев сжал пальцы в кулак, видимо, хотел пригрозить полковнику, но лишь отчаянно махнул рукой и спустился вниз.

— Коня мне! — крикнул властно.

Минуту спустя он уже мчался вдоль ручья, выкрикивая:

— Почему замолчала артиллерия?! Пушки почему молчат?! Приказываю немедля открыть огонь!

Скобелев приблизился к первой батарее, где находился Вержбицкий, и тут произошел огромной силы взрыв. Конь генерала взвился на дыбы, ошалело заржал, а Скобелев вылетел из седла. Несколько артиллеристов бросились к нему, но он растолкал их и сам поднялся на ноги.

— Коня! — прокричал он гневно. — Коня держите!

Шейново, с израненной грудью, облитый кровью, выскочил за батарею и помчался по ручью в сторону Каракумов. Эрдели и три конных казака с ним пустились за генеральским скакуном. Полковник Вержбицкий, с побелевшим лицом, суетился вокруг командующего, пытаясь найти оправдание. Он скороговоркой пояснял, что стрелять из орудий по одиночному противнику — безрассудно. Скобелев лишь с укоризной покачал головой:

— Ну и глупцы же вы, шляхтичи. Сколько вас ни учит история, а все равно ума нет. Запомните, Вержбицкий, придуманное не мной изречение. Автор сей фразы Дизраэли: „Противника надо бить по загривку и воображению!“ Хотел бы я знать, чем, если не пушками, вы могли бы отогнать туземцев?!

Вновь гремели орудия, шипели в воздухе ракеты и свистела картечь.

Команда моряков, стреляя из картечниц, наблюдала за Скобелевым. Вот он сел на другого скакуна и поехал на левый фланг позиции, где адъютант и казаки толпились возле Шейново.

— Интересно, кого это угораздило пульнуть горящую ракету под ящик со снарядами? — спросил Батраков.

— Кто-то из ракетчиков, — отозвался заряжающий.

Моряки вновь занялись стрельбой. Текинцы, видя бесполезность своих атак, постепенно начали отходить за холмы. Конница их