Перепугавшись, он принялся извиняться и сказал, что иногда так увлечешься, что выбор слов начинает хромать.

Я ответил, что в этом доме только я хромаю.

В груди закололо. В голове замелькали цифры, сотни тысяч и миллионы, десятки – марки и пенни. Марта всегда наказывала их считать, деньги любят точность, ищи в газете скидки, экономь, разогрей вчерашний суп, не выкидывай кашу на дне кастрюли, оставь ее в тесто для булочек.

Это все из-за дома престарелых. Совсем поехала крыша у старика.

Я смял его бумаги. Шелест прозвучал слишком громко в наступившей тишине.

И добавил, что могу позвонить другому агенту, который не потащит здорового мужика под присмотр сиделок.

Тут он оживился.

И стал говорить дело. Сидел на заднице и не мусолил сигареты руками.

Если говорит дело, я готов слушать.

И его самого заставил слушать.

Я рассказал, как мы строили этот дом летом сорок восьмого на уступе скалы, как красили его в желтый цвет, стояли с Мартой и любовались, словно храмом, да неужто нам привалило такое счастье – печь посередине, окна на все стороны, хорошо слушать шелест крон и наблюдать за полетом птиц. Не те это птицы, что в краю, который оставили мы, но все же – птицы. Марта потом чуток помешалась на Боге, захотела часовню во дворе, но я не согласился. Я сказал Марте, что Бог нас все равно услышит, даже если мы не построим ему избушки.

Потом я умолк. Он все разглядывал эту ручку на столе. Я не брал ее.

Пусть еще помучается мальчишка.

У молодых так, что все надо сразу, залпом.

С разбегу лбом в стенку, но только чтоб ни одной царапины.

Улыбнувшись, он сказал, что вся его контора будет рядом со мной во время нелегкого переезда.

Ну вот, я только собрался взять ручку, а он сморозил такое.

Нет уж. Свою тоску я вынесу сам, в этом деле и прежде конторы помогать не звали.

Да не об этом речь, испугался он и снова закрутил в руках сигарету.

Мне стало жаль его, а чувства жалости я терпеть не могу. Поэтому я взял со стола ручку и накарябал подпись. Рука тряслась. Наверное, можно понять. Что Тайсто Оксанен передает свой дом на несколько месяцев фирме «Квадратные метры» с целью продажи.

Молокосос цапнул бумаги и растекся в улыбке.

– Но во время смотрин я из дома не уйду.

Он принялся объяснять, что таков порядок. Я не стал перечить, но сам для себя решил.

Он протянул свою лапку.

– Было приятно работать с вами.

Я задумался, когда в последний раз держал в руках тесто. Никогда.

Он направился к дверям, не переставая трещать. По его мнению, сделка может состояться быстро. Люди летом податливы. А раз тут ягодные кусты и яблони, то какие проблемы? Главное затащить на двор всю компашку заодно с мужиками, если солнце под верным углом, куколки сразу загорятся, а если мужики увидят документ, что место тип-топ, дело только за подписью. Так вот, Тайсто.

Компашка, куколки.

И это все взрослый человек говорит.

Но наконец-то отчалил. Я помахал ему рукой у ворот, потом пошел домой. Голова кружилась.

Выпил синюю таблетку и уснул.

Проснулся от кошмара: у меня не было дома.

Я взял плед Марты и снова уснул.

На сей раз во сне у меня были Марта и дом.

По мнению отца, на свете нет ничего нового. Когда в деревенском магазине появился болгарский перец, отец потер его блестящую поверхность и заявил, что и раньше видал этакую диковинку. Я спросил, где, он ответил, что на рынке в Ваасе, как войдешь, сразу по левую руку. Он говорил убедительно, словно выбивал слова на камне, хотя потом я узнал, что отец сроду не бывал на рынке в Ваасе.

С позиции отца я просмотрел в компьютере дома, ушедшие за последнее время. Больше всего эта развалина в Маунуннева смахивала на прошлогодний объект в Пукинмяки. Неремонтированный дом фронтовика, первоначальная цена полтора миллиона с хвостиком.

Внезапная догадка осенила меня, и я уточнил ее. Так и есть. Фотография дома, помещенная на нашем сайте, стала причиной того, что лачугу – или впечатление от нее – продали только после восьми месяцев невероятных усилий.

Фотография отпугивала семьи.

В случае с Оксаненым мы не должны допустить подобной ошибки.

Объект в Пукинмяки был снят слишком реалистично, в лоб. Никогда нельзя снимать с близкого расстояния, также не годятся прямые фасадные фотографии. Окрашенная поверхность не должна бросаться в глаза. И уж ни в коем случае неровности жестяной крыши, не говоря уже о трещинах на рубероиде.

Идеальное фото должно быть сделано со стороны улицы, наискосок, так, чтобы на снимке уместились все возможные кусты, деревья и качели. Погода очень важна. На фотографии Пукинмяки погода была облачная, серая, хмурая. Утреннее или вечернее солнце обязательно должно сопутствовать фото.

Я позвонил фотографу и дал указания. Велел ждать подходящей погоды, даже если дело затянется. На сайт не должна попасть неправильная фотография, фотограф посчитал, что я слишком многого хочу. Я заметил, что это не так и плохо.

Последние события закалили мой характер. Я чувствую себя сильным и нетерпеливым человеком. Последнюю черту характера я стараюсь истончить до крайности перед встречей с клиентом. Это основополагающий фактор работы агента. В трудные минуты скрытый метод более эффективен – все равно что запрятать стул под футболкой.

В качестве возможных клиентов я выбрал на данный объект сразу три семьи. Решил позвонить им незадолго до первых смотрин. На этот раз я взял на вооружение истинно финскую честность. Иногда, конечно, в небольших дозах, честность срабатывает на удивление хорошо.

Семье Маннермаа я сказал, что дом в Маунуннева не в особо хорошем состоянии, но… Затем признался, что никакого капитального ремонта не было, но… Также я не скрывал, что дренаж отсутствует, но… И последней каплей в этом сгустке правды стали слова, что баня в первозданном виде, но…

Четыре «но». Я наполнил их верой и оптимизмом.

Но – в этом районе действительно редко продается подлинный дом фронтовика.

Но – вы получите уникальный шанс, вы сами спланируете все по-новому.

Но – только взгляните на участок. От него веет дыханием старой супружеской пары, частью истории финского образа жизни.

Но – дом расположен буквально в сердце Центрального парка. Иногда адрес – это уже половина дома.

Мамочка Маннермаа подтаяла, мужик все еще раздумывал.

Я сделал стратегический шаг. И напал.