У меня перед глазами плавали серые пятна.

— Так на чем надо сосредоточиться?

Я говорила еле слышным шепотом — не из осторожности, а от слабости.

— И на том, и на другом, — ответил папа. — Вообрази, что витрина открывается, и книга оказывается у тебя в руках. Человеческое воспоминание тоже не упускай из виду.

Уже не было сил держать голову прямо, и я уткнулась лбом в стекло.

— Как много всего надо удержать в мыслях…

— Я все понимаю, Софи, но ты постарайся. Ты сможешь!

И я постаралась. Продолжая представлять себе мамино лицо, я из последних сил постаралась думать о витрине с гримуаром, а не о том, что у меня подгибаются ноги и в глазах темнеет.

И тут — наконец! — стекло дрогнуло.

— Есть! — Папины глаза горели на осунувшемся лице. — Еще чуть-чуть!

Я ждала, что крышка витрины откроется или, может, у нее отвалится стенка, а вместо этого витрина просто исчезла, словно лопнул мыльный пузырь. От неожиданности наши с папой ладони звонко шлепнули о деревянную полку.

Папа немедленно схватил гримуар. Вынутый из магического ящика, тот выглядел как самая обыкновенная пыльная книга. Черный кожаный переплет потускнел от времени, от страниц пахло плесенью и старой бумагой.

Папа лихорадочно листал книгу, а у меня колени подломились. Я сползла на пол и привалилась к ближайшему книжному шкафу, глядя на папу словно издалека или сквозь сон. Опустив глаза, я увидела свою руку и вяло подумала: неужели я вся сейчас такая белая?

— Проклятье, — прошептал папа.

Он, кажется, жутко испугался. Наверное, мне тоже нужно было встревожиться, но на это банально не хватило сил.

— Что там? — спросила я сонно.

Папа поднял на меня полный ужаса взгляд — по-моему, он сейчас вообще ничего не воспринимал вокруг.

— Ритуал, представь себе… Софи!!!

Последнее, что я увидела, заваливаясь на бок и уплывая в беспамятство, — как падает на пол раскрытая книга, выставив на обозрение неровный край вырванной кем-то страницы.

Очнулась я на диванчике у высокого окна библиотеки. Рядом сидел Кэл и держал меня за руку.

— Дежавю, — сказала я, глядя, как по коже пробегают серебряные искры магии.

Кэл усмехнулся, не отрывая взгляда от быстро заживающего пореза у меня на ладони. В ногах диванчика стоял папа, лицо у него было хмурое и встревоженное. Вдруг я вспомнила все разом. Шкаф, книга…

Вырванная страница.

Папа чуть заметно качнул головой. Да я бы и сама догадалась промолчать, пока здесь Кэл.

Мне уже не казалось, что я вот-вот загнусь от потери крови, и пропавшая страница пугала меня не меньше, чем папу.

А папа сказал, словно читал мои мысли (между прочим, с него станется):

— Софи, полежи немного. Как почувствуешь себя лучше, приходи ко мне в кабинет, обсудим сложности, связанные с этим заклинанием.

— Видно, заклинание то еще, — хмыкнул Кэл, мягко опуская мою руку.

— Да уж, — еле выговорила я, словно рот был набит опилками. — Папа учит меня контролировать магическую силу. Наверное, я переутомилась.

Папа меня удивил: обошел диванчик, наклонился и поцеловал меня в лоб. Тихо сказал:

— Прости. Я очень тобой горжусь.

Внезапный комок в горле мешал говорить, поэтому я молча кивнула.

— Я буду у себя. Приходи, когда наберешься сил.

Папа ушел, а я сжала и разжала руку. От пореза на ладони не осталось и следа, и даже шрам от демонического стекла, кажется, чуточку разгладился.

Я сказала:

— Вот это да! Целительство — самая крутая магическая способность!

У Кэла дернулся угол рта.

— Вообще-то, я раньше думал иначе.

— То есть?

— Из-за нее меня отправили в «Гекату».

Я насторожила уши. Мне давно хотелось узнать, как такой правильный парень попал в Проклятую школу.

— За то, что кого-то исцелил?

— Когда сломанная нога волшебным образом снова становится целой, это невольно привлекает внимание.

— Ой. Надо думать! Небось когда ты это сделал, было много визга?

Он засмеялся.

— Ага, она не так обрадовалась чудесному исцелению, как я ожидал.

Мы сидели совсем близко, бедром касаясь друг друга. От Кэла приятно пахло солнцем и свежескошенной травой. То ли уже выходил сегодня утром, то ли у него всегда такой запах.

Я хотела подробнее расспросить Кэла, кто эта таинственная «она» со сломанной ногой, но тут он сменил тему.

— Значит, ты учишься управлять способностями? — спросил он, внимательно меня рассматривая ясными карими глазами. — И как, получается?

— Классно! — ответила я и сразу спохватилась — ведь считается, что именно на таком уроке я получила серьезную травму. — То есть очень трудно, — поправилась я, — но, кажется, я понемножку начинаю понимать, что к чему. Во всяком случае, это лучше, чем Отрешение.

— Значит, Отрешение отменяется?

Я принялась водить пальцем по линиям узора на диванных подушках.

— Да, наверное…

Я откинулась на спинку дивана. Порез на ладони, может, и зажил, но чувствовала я себя как выжатый лимон.

— Это хорошо, — сказал Кэл негромко.

Просвет между нами вдруг показался еще меньше, а когда Кэл накрыл мою руку своей, я еле удержалась, чтобы не вздрогнуть, не сразу сообразив, что он просто вновь применяет исцеляющую магию. По руке побежали серебряные искорки, и я почувствовала, как уходит усталость.

— Лучше?

Искры погасли, но Кэл не убрал руку.

— Гораздо лучше.

Правда, на смену усталости пришло странное нервное состояние, которое заставило меня вскочить, сбросив одеяло.

— А как это, исцелять магией? — спросила я, отходя к окну.

Роса на траве сверкала в рассветных лучах.

— В каком смысле?

Я дернула плечом, зябко растирая себе руки.

— Наверное, заживлять раны и вытаскивать людей с того света здорово выматывает?

— На самом деле, как раз наоборот, — ответил Кэл, тоже поднимаясь на ноги. — От этого… словно электрическим током шибает. Ты прикасаешься к чьей-то жизненной энергии. Ощущение, конечно, неслабое, зато и сам подзаряжаешься.

— Как-то я даже не знаю, нравится ли мне, чтобы ты «прикасался к моей жизненной энергии».

Он улыбнулся во весь рот, и я даже растерялась — настолько это его преобразило. Кэл всегда такой серьезный, сдержанный — недолго и забыть, что у него вообще есть зубы.