Подытоживая, отметим: официальному обществоведению дозволено заниматься любыми вопросами, но, не связывая их с современностью, а анализ современности разрешен при не-вписывании его в российскую историческую логику. В этом и состоит цензура.

Те, кто готов сообщить независимые результаты исследований просто не получат слово на семинарах у Ясина (Фонд либеральная миссия), на исчерпавших себя дискуссиях у Толстых в Институте философии, на гум-соц факультете Университета дружбы народов… Площадки для свободных научных обсуждений в Москве не существуют, значит нет и науки.

Где выход? В отсутствии свободного обществознания борьба с плагиатом выглядит наивно. Диссертации чиновников и не только чиновников, написанные по официальным правилам без плагиата, также пусты, как и украденные. Выход – в продолжении традиций несистемной науки (по аналогии с несистемной оппозицией). В советское время отечественная гуманитарная наука пострадала не меньше, чем, скажем, православная церковь, но она не исчезла. Путь несистемной науки, традиции Авторханова, Восленского, Некрича, Геллера, Амальрика, Сахарова, Солженицына следует продолжить.

Ну а автору идеи единого учебника пламенный привет!

2013 г.

Важнейший показатель, выражающий характер государства – тип диалога между властью и обществом. Индикатором глубинного кризиса, переживаемого нашей страной, является то, что уже 95 лет такой диалог отсутствует.

В ленинско-сталинские десятилетия выразителей свободной мысли объявляли «врагами народа» и отправляли в ГУЛАГ. Когда победное Воркутинское восстание 53-го года сломало машину репрессий, ее сменила хрущевско-брежневская система. В ней массовое воздействие на человека уступило место тотальному воздействию на информацию. На протяжении очередных тридцати лет «диалог» выстраивался довольно просто – рот открыть было можно, но сказать разрешалось только «слава КПСС». Смертельно опасный для власти честный разговор просачивался лишь на страницы самиздата, который она жестко преследовала и пресекала.

Результатом советского существования без диалога стало то, что еще до наступления горбачевско-ельцинского периода кризис системы достиг запредельной остроты. Это вынудило режим пойти, наконец, на открытый разговор с народом. Но и этот разговор имел принципиальные ограничения – критику номенклатуры направляла сама номенклатура. В результате столоначальники, оставаясь во властных креслах, удушили гражданскую революцию веревкой модернизации старой системы.

Имитация диалога: XXI век. Поскольку всеобщие выборы, т. е. конституционная форма диалога, подвергаются у нас массовым фальсификациям, а демонтаж существующей политической системы давно перезрел, власть остро нуждается в поиске новых форм самоузаконивания. За последние полтора десятилетия обществу показали несколько типов соответствующих политических инсценировок.

В разных населенных пунктах люди собирались перед телекамерами и по очереди задавали вопросы президенту. Но уже на следующий день отдельные газеты сообщали, что вопросы были отрепетированы, люди специально отобраны, желающих к ним приблизиться и не включенных в список милиция не пропускала, а иногда и била. Когда несколько лет назад Юрий Шевчук на одной из встреч творческой интеллигенции с президентом заговорил «не по написанному», имитация под названием «телемост» стала очевидной для большинства, и на ней пришлось поставить жирный крест.

Еще одна форма «диалога» – ежегодные многочасовые пресс-конференции. Однако последняя такая встреча, где допущенные на мероприятие журналисты шесть раз задавали вопрос о судьбе детей-сирот, но так и не получили ответ, тоже потеряла смысл и в ближайшее время повториться не может.

Премьер Медведев попытался сделать исполнительную власть более легитимной, объявив о создании «открытого правительства», однако этот проект вообще не состоялся, ибо был недоношенным.

И вот теперь нам, похоже, предлагают вернуться к диалогу через телефонные вопросы и вопросы с площадок в шести разных городах. По-русски это называется «тех же щей, да пожиже влей». Кто поверит, что это не спектакль?

Речь здесь, скорее всего, опять пойдет по старому руслу. Видимо, нам еще раз повторят, что все социальные обязательства власть выполняет, (напрочь забыв о 4-х миллионах бомжей-россиян, лишенных человеческих прав и умирающих на помойках)! Мы вновь узнаем, что «средние цифры по стране» совсем неплохие, просто в каждом конкретном регионе ситуация намного хуже? Мы услышим, что с ветеранами и т. д. решить не удалось, потому, что регулярно, из года в год «подводит статистика» и никто не ожидал, что тех, сих, этих и прочих – так много? Самое черное пятно будет объявлено абсолютно белым (хоть ты тресни, а образование у нас, оказывается, бесплатное). Мы узнаем, что «по этому вопросу» он пока не успел разобраться, но непременно со временем… Прозвучит и какой-то по-настоящему острый вопрос и будет сказано – вот, они не верили, они заявляли, что об этом спросить нельзя, но у нас демократия! Однако, ответ, скорее всего, не прозвучит, а над спрашивающим посмеются…

Ну а что можно сказать о настоящем диалоге и сказать всерьез, выбросив на помойку забалтывающие вопросы имитатора Познера? Что крайне важно для нашей страны, для нашего общества и о чем речь на телемосте не пойдет?

Во-первых, не будет признано, что положение, до которого доведена Россия, называется глубокий системный кризис, страна интеллектуально, демографически, экономически, экологически угасает.

Висящий на теле России неподъемный груз госкоррупции, устаревших нормативов, отсутствия законов, гипертрофированного бюрократического аппарата, неверных политических решений (например, принятие невыгодных условий вступления в ВТО) добивает малый бизнес и всю промышленность, сельское хозяйство, уничтожает десятки тысяч деревень, малые города… Углеводороды удержат нас на плаву недолго. И народное хозяйство в целом, а не одна почта или лесоохрана, проваливаются в зону стагнации. Ведущие мировые ученые предсказывают необратимые процессы в ближайшие три – четыре года.

Так о чем вести диалог?! Сложившаяся ситуация все полнее осознается гражданами нашей страны, число участников протестных акций превышает сотни тысяч человек. Но за саму попытку вступить в настоящий диалог, за отстаивание конституционного права на митинги власть, разумеется, бросает в тюрьму.

Поэтому я призываю всякого, кто будет освещать «диалог» 25 апреля вспомнить о тех, кто за участие в «диалоге 6 мая» почти год удерживается в заключении.

Вывод: общение власти с народом перестанет быть имитацией если ему будет предшествовать отмена цензуры и освобождение всех политзаключенных и если сам диалог будет касаться одной стратегической темы – как мирно демонтировать губительный для России политический режим.

2013 г.

Историческая особенность момента. Много лет назад, 25 марта 1989 года я вел первый свободный митинг в московских Лужниках. Собравшиеся на площади передавали записки, в одной из них было сказано, что где-то рядом находится Евгений Евтушенко и хорошо бы дать ему слово. В микрофон я попросил Евгения Александровича подняться на трибуну и выступить… Уже не помню о чем он говорил, но помню наш разговор после выступления. Показывая на 100 тысяч собравшихся, я гордо сказал – «Мы начинаем демократическую революцию», на что мой собеседник скептически заметил – «Настоящие революции происходят не на площадях, а в головах»!