— Не может быть! — возмутилась тварь. — Я же земное чудище!

Дашка неожиданно для себя захохотала:

— Земное?!

— Земное! — закричало тоненьким голоском чудище и сердито топнуло слоновьей ножкой.

Дашка подавилась слюной и, внимательно разглядывая зверюгу, задумчиво пробормотала:

— Какое же ты земное чудище, ты же коктейль…

— Что?!! — взвизгнула тварь. — Что ты сказала?!

Видя, что разговор принимает нежелательный оборот, Матильда забеспокоилась и, заслонив от чудовища оторопевшую от подобной беседы Дашку, вежливо вмешалась:

— Мы не хотели Вас обидеть, Вашество! Но, может, Вы что-то путаете?

— Что я путаю? — обиженно закричало чудище, пытаясь хлестнуть себя хвостиком по бокам.

Но то ли хвост оказался короток, то ли задница чрезмерно обширна, — у него ничего не получилось. Наблюдавшая за этими манипуляциями Дашка невольно фыркнула и отвела глаза.

— Как что? — удивилась Матильда. — Что вы — из Земных, само собой! У нас ведь там таких тварей не водится. Извиняюсь, конечно…

— Нет! — капризно всхлипнуло чудище, топнув опять ножкой. — Я с Земли! Вы должны узнать меня и, как это… — трепетать, вот!

— Мы и так трепещем! — угрюмо проворчала Дашка.

— Но вы все равно — не с Земли! — влезла упрямая донельзя Матильда.

Чудище не менее упрямо замотало ни на что не похожей башкой и гневно заорало:

— Нет, я — с Земли!!! Я точно знаю! Я… это… как его… Ага! Папочка сказал, что я лев! Понятно?

Вставшая было на ноги, Дашка изумленно приоткрыла рот и снова шлепнулась в пыль. Причем, опять весьма болезненно. Разинувшая пасть Матильда, затрудненно сглотнула и, приходя наконец в себя, искренне возмутилась:

— Что?! Лев?! Какой же вы лев?! Не оскорбляйте кошачьих, Вашество!

— Нет, лев! — стоял на своем монстр. — Раз папочка сказал — лев, значит — лев!

— И где же этот твой папочка? — вкрадчиво поинтересовалась Матильда, хвост которой с гораздо большим успехом справлялся со своими обязанностями и вот уже несколько секунд исправно выбивал пыль из ее длинной шерсти.

— Не твое дело! — сердито огрызнулось чудище и надулось.

Несколько секунд все удрученно молчали, затем чудище заморгало и жалобно пробулькало, по-прежнему глядя куда-то в сторону:

— Ну разве я не лев, а?

Дашке стало его жаль. А что? В конце концов, у каждого может быть свой комплекс! Вот, например, у самой Дашки — ее коса. Ну кто, скажите, ее носит в наше время?

— Понимаешь, — осторожно начала девочка, стараясь не встречаться взглядом с раздраженной Матильдой, — местами ты, конечно, почти лев…

— Какими местами? — жалобно потребовало определенности чудище.

— Двумя… — очень дипломатично ответила Дашка, — но существенными…

— Правда? — обрадовался псевдолев, и девочка окончательно поняла, как он несчастен. Еще бы! Быть неизвестно кем! Да еще такой страшилкой! Так и свихнуться недолго…

— Конечно! — авторитетно кивнула она и слегка покраснела.

А бессовестная Матильда громко фыркнула. Крага же, давно перебравшаяся поближе к дороге и прятавшаяся рядышком, в колючем кустарнике, не выдержала и, забыв о конспирации, заинтересованно выставила оттуда голову. Ей тоже было любопытно.

— А какими? — продолжала допытываться настырная тварь.

— Может, не надо? — сочувственно кинула на нее взгляд девочка. — Зачем уточнять?

— Надо! Обязательно надо! — твердо заверил ее монстр и тяжело вздохнул.

— Ну, ладно… Скажу уж… — и Дашка неохотно продолжила. — Грива вот у тебя замечательная… Прямо как у настоящего льва! Честное слово!

— Что? Грива? — озадаченно моргнула тварь. — А второе? Второе место?

— Хвостик! Хвостик — второе место… — почти шепотом ответила Дашка и опустила глаза.

Все безмолвствовали. Тишина была, прямо скажем, нехорошей. Даже бессердечная Матильда перестала хихикать и деланно зевнула.

— А остальное? — печально поинтересовался зверь.

— Остальное от разных…

И так как все молчали, Дашка грустно закончила:

— Голова — от крокодила, это я точно знаю. А вот туловище… туловище, наверное, носорожье… А, может, и нет… Может, от бегемота… Кто его разберет без головы-то…

Монстр вдруг тоненько заплакал, а Матильда захохотала.

— Как ты можешь?! — возмутилась подобной бессердечности Дашка. — Как тебе не стыдно?

— Ха! Стыдно! — выдохнула Матильда. — Да я, наконец, поняла, чем от него пахнет! — И она снова гнусно заржала.

— Ну, и чем? — удивилась Дашка.

— Девчонкой! — торжественно заявила Матильда. — Причем, маленькой! Не старше тебя!

— Так это что? Глюники?! — задохнулась Дашка.

— Глюники-глюники, — насмешливо подтвердила Матильда.

Монстр, не обращая на них внимания, продолжал самозабвенно рыдать.

— Эй, ты чего?

Дашка нерешительно замерла рядышком, не рискуя дотронуться до странного зверя. Мало ли… Может, Матильдочка ошиблась… Может, здесь именно чудища пахнут маленькими девочками… Тем более, откуда здесь взяться тем девочкам? — неожиданно засомневалась Дашка. Они же не на Земле…

Как бы в ответ на ее нерешительность, чудище завздыхало, засопело, захлопало мокрыми глазками, и воздух уже привычно задрожал, потек перед Дашкой, а на месте мерзкого монстра оказалась действительно девчонка. И действительно примерно Дашкиного возраста. Только жутко толстенькая и смугленькая. Она таращила на Дашку заплаканные, слегка раскосые глазки и пыталась поправить алые ленточки в своих коротеньких смешных косичках, из которых в разные стороны выбивались темные кудряшки. На девчонке был короткий пестрый сарафан и белые босоножки.

Дашка пораженно ахнула. Крага, выбираясь из клятого кустарника и оставляя на колючках остатки драгоценных черных перьев, возмущенно закаркала. Еще бы! Столько передергаться из-за паршивой девчонки! Одна Матильда посматривала невозмутимо, она даже принялась по своему обыкновению умываться.

— Ну, что ты плачешь?! — все еще сердито воскликнула Дашка, дотрагиваясь, наконец, до полненького, вздрагивающего плечика.

— Отстань! — отмахнулась девчонка и, сморгнув с ресниц прямо ей на руки увесистую, горячую каплю, опять зарыдала.

— Да что случилось-то?! — вдруг громко закричала совершенно выведенная из себя этой дурацкой историей Дашка и даже дернула слегка девчонку за растрепанную косичку.

— Случилось… Еще и спрашивает… Ничего не случилось… Зачет из-за вас провалила, вот что случилось… Теперь папочка меня к Никите не пустит… — И девчонка зарыдала еще более горько.