– Не думаю, что это поможет. По крайней мере сейчас. – Он не желал другой женщины. Он желал только эту белокурую красавицу, гибкую, как ива.

То, что Джастин продолжал отрицать свои чувства к Эриел Саммерс, не показалось Клэю удивительным. После того как он испытал отсутствие внимания со стороны отца, после того как его бросила мать, после предательства Маргарет Джастин прятал свои чувства так глубоко, что и сам не мог их распознать. И в тех редких случаях, когда они все-таки вырывались на свободу, он убеждал себя, что ничего подобного не произошло, что это нечто совсем иное, гораздо более рациональное, чем простые человеческие привязанности.

Клэй отхлебнул глоток бренди, не зная, жалеть друга или смеяться над ним.

– Пусть пройдет некоторое время, – сказал он. – И все пойдет как надо. Ведь так всегда бывает.

Джастин не ответил. Клэй гадал, сколько еще времени пройдет до тех пор, когда терпение Джастина лопнет. Он полагал, что это было только вопросом времени. Скоро его доверчивый маленький ангел окажется лежащим на спине в пуховой постели графа Гревилла. И вполне возможно, как сказал Клэй, это было как раз тем, что входило в планы маленькой интриганки.

Наступил октябрь. Но Эриел не замечала, что пришла осень. Этим утром, спускаясь вниз по лестнице на пути в кабинет, куда несла очередную папку, которую забрала в свою комнату, чтобы поработать с ней, она напевала. Целый день она изо всех сил трудилась, а иногда работа затягивалась и на весь вечер.

Как ни странно, она получала от этой работы удовольствие. Было приятно сознавать, что делаешь что-то полезное, используя знания, давшиеся с таким трудом. Она удивлялась, как это другие женщины не понимают, что работа вовсе не означает тоскливых и нудных занятий, обычных для мужчин. Если делаешь что-либо интересное для себя, это большая радость и удовольствие. Эриел подошла к двери кабинета, повернула серебряную ручку двери и вошла без стука. Теперь они оба с графом пользовались этой комнатой. Он обычно сидел за своим огромным письменным столом, Эриел – за меньшим напротив. Первое место в жизни обоих теперь занимала работа. И это сблизило их. Они уже не держались так скованно и официально, как прежде. Гревилл поднял голову, пробормотал что-то едва слышно, потом снова погрузился в бумаги. На мгновение Эриел приостановилась, чтобы взглянуть на него. На нем была белая батистовая рубашка и темно-серые бриджи. Его фрак был небрежно брошен на спинку стула. Рукава рубашки были закатаны выше мускулистых предплечий, слегка поросших негустыми темными волосами.

Погода стояла сырая и промозглая. Солнце закрывали плотные тучи. На письменном столе графа горела лампа, отбрасывавшая тени на его лицо, высокие скулы и впадины под ними были видны особенно отчетливо. Его черные волосы, обычно аккуратно причесанные, теперь слегка отросли, и локоны, ниспадавшие на белую рубашку, выглядели на ее фоне особенно красиво. Эриел вдруг подумала, такие ли они шелковистые на ощупь, какими кажутся, а также столь ли мускулиста его шея, как руки, и при этих неподобающих мыслях она испытала приятное замирание сердца. Ход ее мыслей ужаснул ее. Эриел крепко вцепилась в свою тяжелую папку и подошла к полке за его спиной, чтобы оставить ее там. При этом она старалась смотреть прямо перед собой и думать только о предстоящей работе. Она попыталась поставить папку на верхнюю полку на предназначенное ей место, но даже при своем высоком росте не смогла до нее дотянуться. Она услышала скрип стула и почувствовала, что Джастин подошел сзади.

– Разрешите мне помочь вам.

Он стоял так близко, что грудью почти касался ее спины. Эриел чувствовала, как напряжены мускулы на его груди под тонкой рубашкой, когда он потянулся, чтобы поставить папку на место. Дело было сделано, но ни один из них не тронулся с места. Теплая волна омыла все ее тело. Часы на каминной полке продолжали тикать в унисон с глухими ударами ее сердца. Медленно, будто опасаясь, что она может убежать, он положил руки ей на плечи, легко касаясь их своими длинными смуглыми пальцами. От него слегка пахло чернилами и еще чем-то, чего она не могла бы назвать словами. Это был особый запах, присущий ему одному. Она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, она ощущала его теплое дыхание на щеке, от которого взлетали легкие пряди ее волос.

– Эриел, – прошептал он, и голос его был тихим и хриплым. И этот голос, в котором прозвучала мольба, тронул ее до глубины души. Она не спрашивала себя, что ей делать, просто обернулась и посмотрела на него в ответ на мольбу, которую прочла в его глазах. Он легонько коснулся ее щеки. Провел пальцем по ее губам, и по коже ее пробежали сладкие мурашки.

– Джастин, – прошептала она, просто чтобы насладиться звучанием его имени. Его глаза удерживали ее взгляд, проникали в нее, и в них она читала, как в книге. Они скрывали тысячи невысказанных мыслей.

– Эриел, о Господи! Что вы делаете со мной!

Его дыхание со свистом вырывалось из груди. Он приподнял обеими руками ее лицо, заключив его в ладони. И со стоном прижался губами к ее губам. Этот поцелуй был нежным и долгим. Он насыщал и возбуждал, он был страстным и проникновенным. Этот поцелуй всколыхнул все ее чувства, и казалось, ему не будет конца.

– Я старался, – прошептал он тихо, снова целуя ее в уголки рта. – Вы никогда не поймете, как я старался.

Он поворачивал ее голову, целовал ее то в одну, то в другую щеку. Его язык пытался вторгнуться в ее рот все глубже и глубже. Он пробовал на вкус ее губы и искушал ее своими поцелуями. Его язык скользнул во влажную шелковистую глубину ее рта. Эриел застонала и прильнула к нему. Ее руки обвились вокруг его шеи. Она качнулась к нему всем телом. Влажный жар охватил ее, ноги ее стали неподатливыми и непослушными. Никогда он не оказывал на нее такого действия, как теперь. Но ведь раньше она боялась его. Теперь этот страх прошел.

Джастин снова поцеловал ее. Он сделал едва заметное движение, и его руки легли на ее груди, и соски ее тотчас же ответили на его прикосновение – они стали твердыми. Эти длинные смуглые пальцы, лежавшие на ее груди, проникали сквозь ткань платья, обвивались вокруг ее округлых грудей, ласкали и дразнили ее. И из горла ее вырвался приглушенный стон.

– Эриел, – прошептал он, продолжая ласкать ее груди и сжимать соски, и при каждом его прикосновении все ее тело пронизывали языки огня.

Эриел прижималась к нему, и по телу ее пробегала сладкая судорога. Она знала, что ей следует остановить его, но, Господи, наслаждение было таким острым, ощущения столь новыми и сладостными, что ее предательское тело отказывалось повиноваться голосу разума.

Она прижималась к нему все теснее, ощущая все более отчетливо твердость его мужской плоти. Джастин поцеловал ее в шею, потом стал целовать в губы. И Эриел снова застонала. Теперь она дрожала всем телом, и сердце ее билось сильно и глухо. Его руки принялись расстегивать пуговицы у нее на спине. Одна уже была расстегнута, и он принялся за вторую.

– Джастин?

Она с трудом выговорила его имя. Произнесла его шепотом, но в голосе ее прозвучало такое отчаяние, что он не мог его не расслышать. Главное, что она понимала: если она не остановит его теперь, то потом уже не захочет этого сделать. По всему его телу пробежала дрожь. В течение нескольких бесконечно долгих секунд он стоял неподвижно, и его красивые руки застыли на месте, пока он пытался овладеть собой. На мгновение она пожалела, что заставила его остановиться, что не позволила ему продолжать околдовывать ее, что не дала огню разгореться еще ярче. Но Эриел была уверена, что в этом случае ее ожидало бы несчастье.