Фраффин расхохотался.

— Есть какие-нибудь вести от Рути? — спросил Мэрфи.

— Нет.

— Ты опять ее упустил, вот что. Хотя я велел тебе позаботиться о ней. Но, возможно, женщины все одинаковые.

Турлоу поправил очки, поднял голову и взглянул прямо в глаза наблюдающих чемов.

Келексель открыл рог от изумления.

— Что вы понимаете из этого?

— Невосприимчивый! — прошипел Келексель. И подумал: «Теперь Фраффин у меня в руках! Позволить невосприимчивому наблюдать за операторской командой!»

Расследователь спросил:

— Неужели он еще жив?

— Недавно мы дали ему попробовать немного нашей власти, — сказал Фраффин, — но я нахожу этого туземца слишком забавным, чтобы уничтожать.

Мэрфи прочистил горло, и Келексель откинулся назад, слушая и наблюдая. «Тогда уничтожь себя, Фраффин», — подумал он.

— Ты не заболел бы, будь ты здесь, — сказал Мэрфи. — Я даже поправился на тюремной диете. Что меня удивляет, так это то, как хорошо я приспособился к здешнему режиму.

Турлоу вернулся к лежащим перед ним бумагам. Келексель поймал себя на том, что действия созданий завораживают, ощутил, что исчезает, превращаясь в чуждых ему существ, становясь одним комком настороженных чувств. Но внутри него раздражающий голосок спрашивал: «Почему она смотрит на этих существ из ее прошлого?»

— Дела идут неплохо, да? — спросил Турлоу. Он разложил перед Мэрфи стопку покрытых чернильными кляксами карточек.

— Ну, это затягивает, — сказал Мэрфи. — Здесь некуда спешить.

Он пытался не смотреть на карты.

— Но вы думаете, тюрьма вам подходит?

Фраффин пощелкал настройками пантовива. Точка наблюдения резко сместилась. Два туземца превратились в увеличенные профили. (У Келекселя появилось странное чувство, что его самого передвинули, затолкали внутрь, и заставили смотреть вниз на двух туземцев.)

— На этот раз мы будем работать с карточками немного по-другому. Вы довольно часто выполняли эти тесты. Я хочу изменить темп.

Мэрфи бросил резкий косой взгляд через плечо, но голос его прозвучал искренне и любезно.

— Все, что вы скажете, док.

— Я буду сидеть лицом к вам, — сказал Турлоу. — Это немного не по правилам, но в вашей ситуации и так полным-полно неправильностей.

— Ты имеешь в виду, что мы с тобой знакомы и тому подобное?

— Да, — Турлоу положил на стол секундомер. — И я поменял обычный порядок карточек.

Секундомер неожиданно приковал внимание Мэрфи. Он уставился на прибор, слабая дрожь прошла по толстым предплечьям. С видимым усилием он собрался и принял вид энергичной веселости, желания сотрудничать.

— В прошлый раз ты сидел за мной, — сказал он. — И доктор Вейли тоже.

— Я знаю, — ответил Турлоу. Он проверял порядок карточек.

Келексель подпрыгнул от неожиданности, когда Фраффин прикоснулся к его руке, и поднял глаза на Режиссера, перегнувшегося через стол.

— Этот Турлоу молодец, — зашептал Фраффин. — Смотрите на него внимательно. Заметьте, как он изменяет тест. Когда один и тот же тест проводят несколько раз за короткий период времени, появляется элемент обучения. Как будто вы надеваете трико много раз, пока не выучиваетесь.

Келекселю почудился двойной смысл в словах Режиссера. Тот с улыбкой опустился на место. Келекселя охватило чувство тревоги. Он вернулся к сцене на экране пантовива. Что такого важного в этом признании вины? Совесть? Келексель разглядывал Турлоу, раздумывая, вернулась бы Рут к этому существу, если бы ее освободили. После того, что она испытала с чемом? Келекселя пронзила мучительная ревность.

Чем откинулся на спинку кресла, нахмурился.

Турлоу проявлял готовность начать тест. Он показал первую карточку, запустил секундомер; его рука так и осталась лежать на нем.

Мэрфи внимательно посмотрел на карточку, закусил губу. Через некоторое время он сказал:

— Автомобильная авария. Двое погибли. Это их тела у дороги. Сейчас много аварий. Люди просто не знают, как обращаться с быстроходными машинами.

— Вы выделяете части рисунка, или вся карточка целиком дает такую картину?

Мэрфи заморгал.

— Только эта маленькая часть вот здесь, — он перевернул карточку рисунком виз, взял следующую. — Это завещание или другой документ о собственности, но кто-то уронил ее в воду, и буквы расплылись. Поэтому его никак не прочесть.

— Завещание? Есть какие-нибудь мысли, чье оно?

Мэрфи махнул карточкой.

— Знаешь, когда мой дед умер, завещание не нашли. А у него оно было. Мы все знали, что оно было, но дядя Эймос смотался с большей частью дедова барахла. Вот как я научился быть осторожным со своими бумагами. Надо быть очень осторожным с важными бумагами.

— А ваш отец был таким предусмотрительным?

— Па? Дьявол, конечно, нет!

Турлоу, казалось, задело что-то в тоне Мэрфи. Он спросил:

— Вы с вашим отцом когда-нибудь ссорились?

— Препирались иногда, вот и все.

— Вы имеете в виду, спорили?

— Да. Он всегда хотел, чтобы я остался с мулами и повозкой.

Турлоу сидел, выжидающий, настороженный, изучающий.

Мэрфи оскалился, точно череп.

— Это старая поговорка, которая была в ходу у нас в семье.

Он резко опустил карточку, которую держал, взял третью, наклонив голову набок.

— Шкура выхухоли, распяленная для сушки. За них давали по одиннадцать центов за штуку, когда я был мальчишкой.

Турлоу сказал:

— Поищите другую ассоциацию. Попробуйте найти в карточке что-то еще.

Мэрфи метнул быстрый взгляд на Турлоу, снова вгляделся в рисунок. Он был похож на сжатую до отказа пружину. В комнате повисла тишина.

Наблюдая за туземцами, Келексель не мог отделаться от ощущения, что Турлоу через Мэрфи убеждает зрителей, сидящих у пантовивов. Он чувствовал, что этот знахарь изучает его самого. Умом Келексель понимал, что сцена осталась в прошлом, что это всего лишь снятая пленка. Однако в ней было что-то такое, что производило впечатление, как будто она происходила как раз сейчас.

Мэрфи снова посмотрел на Турлоу.

— Возможно, это мертвая летучая мышь, — сказал он. — Возможно, кто-то застрелил ее.

— Да? Зачем кому-то могло понадобиться делать это?

— Потому что они омерзительные! — Мэрфи бросил карточку на стол, оттолкнул. Он выглядел загнанным в угол. Медленно-медленно взял следующую карточку, открыл, точно боясь того, что может там обнаружить.