— Ну, поступай так, как будто ты на моем месте; придумай что-нибудь хорошее, исполнимое, и я обещаю не только помогать тебе всеми своими силами, но еще удвоить вознаграждение, которое тебе обещал.

Веллаен задумался и спустя несколько минут лицо его просияло.

Вчера вечером, — отвечал он, — не пробирались ли мы ползком к гроту, где Сердар спал со своими товарищами? Кто помешает нам сделать то же сегодня вечером? Затем мы проскользнем или, вернее, ты проскользнешь ползком в самый грот и убьешь его кинжалом, пока он будет спать.

— Вот видишь, мой бедный Веллаен, ты поступил неверно; вместо того, чтобы закончить свою первую мысль, которая предназначал нам обоим одну и ту же роль — вместе проскользнуть в грот — ты поспешил избавить себя от этого, предоставив мне одному подвергать себя опасности…

— Я не принадлежу к касте душителей, известных своей смелостью. Я, как тебе известно, простой заклинатель змей, продавец тигровых шкур, и мужество не свойственно моему ремеслу.

— Мы душим, но не убиваем кинжалом, — отвечал Кишнайя, находившийся в несколько шутливом расположении духа.

— Не убивай тогда, а задуши, — отвечал Веллаен, опровергая его доводы. Негодяй не мог так легко отказаться от надежды получить тысячу рупий, представлявших целое состояние для него.

— Кончим шутки, — сказал тогда Кишнайя сухим тоном, — и подумаем лучше, куда нам скрыться от опасности. Можешь быть уверен, что Сердар и его товарищи обшарят джунгли по всем направлениям, и если мы по какому-нибудь несчастному случаю не выберемся отсюда сегодня вечером, то завтра наверное будет поздно.

— Пусть будет по-твоему! Если не хочешь попытаться еще раз, то нам ничего, действительно, не остается больше, как вернуться в Пуант-де-Галль.

В эту минуту Рама и Нариндра спускались в долину после бесплодных поисков, оглашая лес своими криками и выстрелами из карабинов.

— Слышал? — сказал Кишнайя своему сообщнику. — Через час они соединятся, и у нас не хватит ловкости убежать от них. Они теперь спешат к гроту, где Сердар, я сам слышал это утром, назначил им собраться. Видишь ли, прежде чем что-нибудь предпринять против нас, им нужно свидеться друг с другом и знать, что мы не только существуем, но и что мы являемся причиной опасности, которой подвергался их друг. Это дает нам всего два часа отсрочки, и мы скорее должны воспользоваться ими.

Не желая попасть в руки товарищей Сердара, которые обходили пешком южную оконечность долины, предатели медленно направились в сторону прохода, чтобы прибыть туда только к ночи. Когда они добрались до первых уступов горы, прошел уже час с тех пор, как Сердар ждал их; подымаясь по склонам, ведущим к верхнему проходу, они старались делать поменьше шуму, опасаясь пробудить бдительность своих врагов, если те, паче чаяния, запоздали в джунглях. Веллаен просил сообщника пустить его вперед, потому что в большинстве случаев здесь нельзя было идти рядом.

— Ступай, трус! — отвечал ему Кишнайя. — Ты боишься, что нас будут преследовать, и хочешь, чтобы первые удары достались мне.

Веллаен оставил без внимания этот новый сарказм своего достойного друга, поспешив воспользоваться данным ему разрешением.

Им понадобилось не более получаса, чтобы добраться до места, где Сердар поджидал того, кого он называл и не иначе, как «английским шпионом».

Ночь была тихая и безмолвная; ни малейшее дуновение ветра не шевелило листья деревьев, и не будь оба сообщника босиком, шум их шагов по камням давно уже предупредил бы Сердара об их приближении. В эту минуту в соседней роще послышался обычный в это время крик гелло, жалобный и заунывный, который всегда наводит таинственный ужас на индусов, потому что эта зловещая птица предвещает близкую смерть тому, кто ее слышит с левой стороны от себя, — а роща, откуда слышался этот крик, находилась по левую сторону от ночных путешественников. Веллаен сразу остановился.

— Что случилось? — шепотом спросил его Кишнайя. — Почему ты не идешь дальше?

— Ты не слышал?

— Что?

— Крик гелло?

— Неужели нам ложиться посреди горы из-за того только, что этой зловещей птице угодно было нарушить молчание ночи своим отвратительным криком? В таком случае пропусти меня вперед, мне не особенно нравится долго оставаться здесь.

Веллаен, возвращенный к действительности этими словами, не пожелал идти назад, убежденный в том, что в случае нападения им нечего бояться, чтобы на них набросились спереди, и с новым жаром пустился дальше. Можно было подумать, что страх придает ему крылья; моментально опередил он на двадцать-тридцать шагов своего спутника, который продолжал идти все тем же ровным шагом, не замедляя и не ускоряя его.

Сами того не зная, они приближались к роковому месту. Еще несколько шагов, и зловещее пророчество гелло должно исполниться… Сердар уже замечает едва заметную тень, которая увеличивается… удлиняется… Притаившись в своем углу с охотничьим ножом в руке, готовый броситься на врага, ждет он с лихорадочным нетерпением… хотя в честной и великодушной душе этого человека минутами возникает сомнение в том, имеет ли он право убивать человека, притаившись в засаде? Человек этот, правда, искал его смерти, и утром он имел полное и законное право защищаться против него, но теперь, когда все прошло, имеет ли он право сам, собственной рукой совершить над ним правосудие?

Правосудие! Какая горькая насмешка! Кому же передаст он этого убийцу для заслуженного возмездия?

Правосудие! Какая это случайная, изменчивая и относительная вещь! Не оно ли также преследует и его, не оно ли вооружило против него руку негодяя, избрало для него род смерти, самый ужасный, какой только можно придумать?.. Не это ли правосудие будет петь похвалы человеку, который из тщеславия изменил своим соотечественникам и обещал доставить мертвым или живым первого борца за независимость своей страны, одного из вождей индусской революции? И не на его ли стороне должно быть правосудие? Не английское правосудие, разумеется, но правосудие совести по отношению к каждому человеку, который всегда имеет право защиты, когда находится в такой среде, где правительственное правосудие не защищает его.

И если он пощадит этого человека, кто поручится, что сам он не падет завтра под его ударами, и не только он, но и его товарищи? Полно! Долой эту смешную чувствительность, это ложное великодушие: не должен ли быть в эту минуту настоящим судьей тот, кто едва не погиб от руки приближающегося теперь негодяя? Нечего медлить, туземец уже в пяти шагах от него… Пожалуй, прыгнет назад, убежит от него!

Сердар бросился вперед… Раздался страшный крик, один-единственный, потому что охотничий нож по самую рукоятку вошел в тело негодяя, который с пронзенным насквозь сердцем упал как бык, убитый на бойне, и остался недвижим… Он был мертв!

Сердар был смущен, поражен… В первый раз убивал он человека при таких обстоятельствах, но безопасность его товарищей требовала этого, и он скоро успокоился. Заставив Ауджали схватить хоботом труп, он взобрался к нему на спину и приказал ему бежать через проход со всей возможной для него скоростью.