Ножки на сковороду я тоже выкладывал сам. Они сразу приятно зашкворчали. Не знаю почему, но этот звук казался уютным.

— Теперь ставим воду для макарон! — скомандовал шеф-повар.

На этот раз я справился полностью сам и намного быстрее.

— А дальше что?

— Пока ничего. Просто следим за курицей, чтобы не подогрела. Как только зарумянится с одного бока, переворачиваем на другой. Но это минут через десять, вряд ли раньше. Можешь пока поделиться впечатлениями от "Графа Монте-Кристо".

Мы обсудили литературное произведение, из которого я, каюсь, я прочитал не так много, поэтому потом мы переключились на болтовню обо всём на свете. Как же легко и приятно мне с ней! Да я с друзьями мужского пола столько не разговариваю, а когда разговариваю, то мне и вполовину не так интересно, как с ней. У неё необычные мысли и взгляды на жизнь и очень много разнообразных знаний из-за любви к чтению. Мне даже стало немного стыдно за свою неэрудированность, и я твёрдо решил восполнить пробел.

Невероятно, но переворачивание курицы тоже оказалось целым искусством. Однако дорогу осилит идущий. Я чувствовал себя первопроходцем Северного полюса, мешая вилкой макароны. А уж каким вкусным всё это было! Вполне возможно, получи я что-то подобное в кафе — никакого удовольствия бы не получил, а наоборот, устроил скандал. Но эта собственноручно приготовленная курица — кое-где подсушенная, а кое-где и розоватая от крови — казалась просто божественной, как и простые макароны, которые меня даже в виде пасты или вока с разнообразной начинкой обычно не прельщают.

— Это было круто! — воскликнул я от души, сожрав целых пять ножек и целую тарелку спагетти. С горкой. — Настюш, ты самый лучший руководитель, какого я только знал в своей жизни! Можно в честь этой признательности поцеловать тебя в щёчку?

Она состроила жалобную мордочку и отрицательно покачала головой, но с моих любимых губ сорвалось:

— Ладно.

Мы обнялись, девушка обвила руками мою шею, а я, сжав её на секунду крепко-крепко, чтобы хоть как-то выразить свои чувства, потом с толком и расстановкой зацеловал раскрасневшиеся щёки.

Ярослав

Мне показалось, что у моей Настёны от поцелуев подгибались ноги. Что если я сейчас настою, то она позволит мне и губками её сладкими завладеть. От этого понимания сердце срывалось в галоп, а дыхание учащалось, как от бега… но я стоял на своём. Хочу инициативы от козявки. А то вечно получается, что я её заставляю принимать нежности от меня. Пусть хоть знак какой подаст! Я оторвался губами от персиковых щёк, но не руками от девичей талии и пытливо посмотрел на неё в ожидании знака, но она только дышала так же сорванно, как я, и смотрела в пол. Вредина и упрямица! Ничего, я тебя дожму!

Мы торопливо прибрали за собой на кухне и поехали в детдом. Буквально в последнюю минуту влетели в калитку, и только тут Настя обнаружила, что явилась в казённое учреждение в парадно-выходном наряде. Я посмеялся над её ужасом по этому поводу и пошёл красить забор. Надо мне чуть-чуть выдохнуть, а то слишком перевозбуждаюсь в её присутствии. Это не было бы проблемой, если бы моя вредина была не такой вредной. Во всём остальном я испытываю от её присутствия сплошной кайф. Вот мы семь часов подряд вместе провели — а они пролетели, как одна секунда. Даже есть ощущение досады: жаль, что так мало успели, что время промелькнуло так быстро.

Для большего удовольствия от покраски забора я включил музыку в наушниках, но всё равно уже через час почувствовал, что соскучился по козявке. Это нехорошо, это неправильно — бросать работу на середине ради удовольствия, но что я поделаю, если удовольствие мне выдают очень маленькими низкоконцентрированными порциями? Вот если бы Настёна проводила ночь в моих объятиях — тогда другое дело. Тогда я мог бы потом некоторое время обходиться без её присутствия, а так — я эту одинокую ночь еле выдерживаю. Подрываюсь, как ужаленный, ни свет ни заря и мчусь к ней. Чтобы за день нацедить достаточное количество её внимания.

Она сидела, как всегда, окружённая малявками. Что-то рисовала пальцем на крошечных ладошках и повторяла детские считалки. Я остановился чуть в стороне, наслаждаясь зрелищем, пока меня не заметила та малявка, которая вчера согласилась залезть ко мне на колени. За конфетки. А я опять с пустыми руками.

— Дядя, а ты принёс мне куклу? — спросила девочка с неподражаемым жеманством. Так только дети умеют: быть нелепыми и милыми одновременно.

— Нет, прости, забыл…

— Не вздумай приносить ей куклу! — тихо сказала Настёна, уже заметившая меня и приблизившаяся на приличное расстояние.

— Ладно, — ответил я, трогая её мягко за руку. — Я что-нибудь придумаю.

Тут подскочили другие дети, которые опять понаходили в траве насекомых, и я вспомнил про сачок. Совсем что-то соображать перестал — все мысли одной Анастейшей заняты…

— Ты завтра идёшь к Севе? — спросил я её.

— К Вене. Да, конечно. Мне и сегодня непросто было отпроситься.

— А в детдом? Тебе же, наверное, надо подготовиться… давай я тебя от него заберу и отвезу в салон. Накрасят там, завьют и всё такое…

— Не нужно, я сама. Девчонки помогут.

— Девчонки! — усмехнулся я. — Они у тебя профессиональные визажисты и парикмахеры?

— Сегодня же у них хорошо получилось…

Мне показалось или она кокетливо похлопала ресницами?! Моя Настёна умеет заигрывать???

— Хорошо… — хрипло проговорил я. — Но мне кажется, что это не их заслуга.

— А чья?

— Просто ты хорошенькая.

— Яр…

— Хватит уже комплексовать и не верить мне! Ты — симпатичная, но — представляешь себе, какая там ярмарка тщеславия на этом приёме будет?

Девушка пожала плечами:

— А я не тщеславная и в выставке участвовать не собираюсь.

Ррр! До чего упрямая…

Ну ладно, будет время побродить по магазинам. И ещё — приду сюда пораньше и весь забор докрашу.

— Если у тебя так много свободного времени, можно заняться учёбой, — предложила здравую мысль Настёна.

Я нахмурился:

— Не представляю, с чего начать.

— У тебя есть какие-нибудь учебники?

— Откуда?

Девушка осуждающе покачала головой, а потом выдала неожиданное:

— Ты был очень плохим мальчиком, да?

По моей спине пронёсся целый табун мурашек.

— Да, Анастасия Сергеевна… — ошарашенно пробормотал я. И потом добавил совсем уж еле слышно, но наклонившись к ней: — Отшлёпаете меня?

Настя расхохоталась так, что даже закашлялась до цвета помидорки и слёз в глазах.

— Думаю, уже поздно.