мало ли, долго ли и коротко ли, доехал до Ка́рки-богатыря. Приезжает, его дома не заставает, только одна его мать. Она его увидала и крепко узнала.

— Ох, Иван-царевич, давно тебя ждет Ка́рка-богатырь!

Иван-царевич и говорит:

— А скажи-ка, баушка, где он?

— Третий год за невестой ездит.

— В каку сторону?

— За Царем-Девицей. Третий год ездит и сужену себе не достанет; тебя крепко желает и на тебя больно серчает: А! только бы он подъявился — живого съем! — А поди-ка выдь во чисто́ поле во дику́ю степь, а возьми-ка подзорную трубу, а не едет ли Ка́рка-богатырь? Если с радостью едет, вперед его ясен сокол летит, а если печальный едет, над ним черный ворон вьется.

Поглядел Иван-царевич в подзорную трубу, увидал Ка́рку-богатыря, и над его главой черный ворон вьется. Вот и сказал Иван-царевич баушке:

— Несчастный едет.

— Ну, — говорит баушка, — куды же мне тебя деть? Он едет сердитый.

Отпирает кладоушочку и запирает замком.

— А вот, — говорит, — тут ляг, полежи. Я перва́ его водочкой угощу и про тебя расскажу.

Явился Ка́рка-богатырь, говорит мамыньке:

— А пожалуй-ка, мамынька, испить!

Наливала ему баушка чарочку бражки; он чарочку выпивал и пьян не бывал.

— А да́-ка, мамынька, еще!

А другую выпивал, на́ весел позывал. Спрашивает его мамынька:

— А де сужена, сынок, твоя?

— Измучил, мамынька, себя.

— А если бы Иван-царевич приехал?

— А вот было бы мне хорошо: достал бы я себе Царя-Девицу, не один, а с ним, и научил бы его, как достать ему Марью-Красу, Черну Косу!

Баушка и говорит:

— А чай бы его сейчас ту не трону́л?

— Ох, ты мамынька моя! Кабы он сейчас был у меня, за руки бы его принимал и в саха́рные уста бы целовал!

Сударыня его матушка и говорит:

— А он здесь, сыночек, спит в кладоушечке.

Вот Карка обрадова́лся, сам в кладовую собирался; за руки его принимает, за дубовый стол сажает, чаем-водкой угощает. И сказал Карка-богатырь:

— Ох, ты брат Иван-царевич, а я только про тебя слышал, как ты родился и в зыбочке катаешься!

Иван-царевич и говорит:

— Я не в зыбочке катаюсь, а на доброем коне по дико́й степе помыкаюсь. Я не привык в царстве царствовать, я привык по дико́й степе́ летать и больше себе горя увидать.

— А что ты, Иван-царевич, на добром коне по дико́й степе помыкаешься, чего ты себе розыскивашь?

— А вот что, — говорит Иван-царевич, — за тридевять земель, в тридесятом царстве есть Марья-Краса, Черная Коса; мне хочется ее достать и за себя замуж взять.

Ка́рка-богатырь и говорит:

— Мудрено ее взять, а надо один раз умирать, тело и кости по дикой степе раскидать.

— Ох, брат любезный, Карка-богатырь, убытку не принять, так в торговыем деле и барыша не видать; а если нам, богатырям, по вольному свету не полытать, да хорошей суженой не поискать — это нам не честь, не хвала, чтобы мы по вольному свету не лытали, чтобы нужды себе не видали.

— Ну, — говорит Карка, — эту сказку, Иван-царевич, бросим, а еще но́ву начнем.

Тут начиналась сказка, начиналась побаска от сивки и от бурки, и от курицы виноходки, от зимняка поросенка наступчатого. Вот поросенок наступает, сказывальщика с дерьма сбивает; вот сказывальщик, он был Недорода, сел класть на дорогу, где свинья шла.

Ка́рка-богатырь и говорит:

— Ну да, брат, пошутил да и будет. А спроси-ка гуся не зябут ли ноги? Я третий год езжу за своей нареченной невестой. Айда-ка помо́ги, да послушай, что я расскажу: у моей-то невесте сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы. Да еще, брат, у моей-то невесте сорок деушек; они сидят в комнате; у кажней деушки сорок булавочек, а ох-то, как булавочкой-то ткнет, и солдат-то на бой готов. Я буду солдат-то бить, а ты будешь кузнецов-то рубить; я буду невесту любить, а ты деушек бить.

Иван-Царевич и говорит:

— Умру, брат, с тобой! — Сели да и поехали.

Приехали в Новодевиченское царство к Царю-Девице.

— Ты, брат Иван-царевич, близко не ходи, а по комнатам ходи, деушек руби, да кузнецов-то губи и близко ко мне не подходи!

Вот да они и поехали, а вот скоро они и приехали. Начали силушку рубить, красных деушек душить и Царь-Девицу в плен брать. Не пиво нам было варить, не вина нам тут было курить, а дорого Царицу-Девку взять. Кузнецов-то погубили, красных деушек порубили. Царь-то Девицу в плен взяли.

Ка́рка-богатырь ее взял и туго к сердцу прижал и отправились они с ней домой. Хватился Карка-богатырь, что с ним Ивана-царевича нет.

— Ох, — говорит, — мамынька, я его знать убил!

А Иван-царевич и говорит:

— О да, брат, я здеся!

Они тут пили, гуляли, веселились.

— Ну-ка, Иван-царевич, дава́-ка выпьем по третьей. Я пью, гуляю, веселюсь и тятьки с мамкой не боюсь!

— Ох да, Ка́рка-богатырь, головушка болит, больно мочи нет.

И чаю не воскушат и водки не принимат.

— Положи ты меня на воздух, на самый легкий!

Думает себе Иван-царевич:

— Что мне Ка́рка-богатырь рад или не рад? Дай я себе нарочно захвораю.

И сделался болен, не может ног таскать. Карка-богатырь ходит за ним, как за малым детищем; вынес его во зеленый сад, положил на тесовую кровать, где бы можно его было ветром обдувать.

Лежит Иван-царевич в саду на кровати; прилетает к нему его большого брата первая жена, сидит в саду, подняла ногу:

— Ох да, не попробавши товар да бросил меня!

Иван-царевич прицелился из ружья, хлоп раз и попал ей в правый глаз. Она и улетела.

— Ну, Ка́рка-богатырь, — говорит Иван-царевич, — благодарю тебя: приспокоил ты меня хворого.

Немножечко время продолжало Иван-царевич и говорит:

— Ох, брат, давай-ка, выпьем зелена вина!

Ка́рка-богатырь больно обрадовался, сам за вином сбегал, водкой, чаем угощает и словами улещает.

— Ох, ты брат ты мой любезный, как с устатку чуешь в себе здоровье?

— А вот же, слава богу, старого по старому, а вновь ничего. Долго я здесь с тобой, Ка́рка-богатырь, прогулял, путь свою дороженьку потерял. Что я задумал нужно делать и куды нужно надо ехать.

Карка-богатырь и говорит:

— Куды знаешь, туды и едешь.

— А куды, брат, я вздумал, туды и поеду.

— Если я тебя, брат Иван-царевич, не научу как ее взять, как держать — жив не будешь.

Вот Иван-царевич слезами заливался, полотенцем утирался и говорит:

— А да и будет и прощай!

Сел на добра́ коня и поехал. Ударил своего доброго коня, бил его по крутым бедрам, пробивал его кожу до́ мяса, бил мясо