Летом 2013 г. российские СМИ активно обсуждали конфликт, связанный с предложением директора Государственного музея изящных искусств им. Пушкина (ГМИН) Ирины Антоновой о воссоздании Музея современного искусства в Москве с передачей ему полотен импрессионистов из петербургского Эрмитажа и естественным возражением директора Эрмитажа Михаила Пиотровского. Я, с одной стороны, был бы рад созданию (восстановлению) Музея современного искусства. С другой стороны, как петербуржец, я был на стороне М. Пиотровского. Но не сам этот спор меня поразил. Удивило другое: какой музей современного искусства, если под «современностью» понимаются импрессионисты, чей расцвет приходится на позапрошлый, девятнадцатый век! После импрессионистов (чьи произведения я очень люблю), были постимпрессионисты (которые мне, пожалуй, ближе), экспрессионисты (это вообще – мое!), далее – кубисты, фовисты, сюрреалисты, абстракционисты, вплоть до современного Modern Art.

Мне нередко удавалось походить по залам музеев Modern Art Хельсинки, Парижа, Нью-Йорка, Мюнхена, Стокгольма, Амстердама, Бильбао и других городов. Представленное в них современное искусство столь отличается от уже вполне классических импрессионистов, да и постимпрессионистов, отечественная публика столь не привычна к этому, что, с моей точки зрения, давно необходимо создание в России постоянных (стационарных) музеев Modern Art, хотя бы в Москве и Санкт-Петербурге, с неизменно пополняемой экспозицией. Да, в Москве на Крымском валу есть нечто подобное, да в Санкт-Петербурге проходят периодически выставки, например, братьев Чепменов, вызывающие скандал наших замшелых «истинных православных». Но ведь это капля в море постмодерна при отсутствии разумной пропаганды и просвещения соотечественников, остановившихся в своих художественных пристрастиях на И. Репине и передвижниках (вполне замечательных). И, конечно, дело не в том, где будут экспонироваться импрессионисты, а очевидна необходимость создания новых музеев действительно современного искусства. Справедливости ради, следует назвать Музей и галереи современного искусства «Эрарта» в Санкт-Петербурге. Отличный музей! Но и в нем отсутствуют очень многие виды современного искусства, широко представленные за рубежом (смею предположить, что это результат внутренней самоцензуры руководства «Эрарта», вызванной разгулом религиозного мракобесия, поощряемого государством).

Немного истории[225].

Импрессионизм (от импрессия – впечатление) в живописи, которым мы восхищаемся сегодня, и чьи представители воплощают наше представление о прекрасном – Э. Мане и К. Моне, О. Ренуар и Э. Дега. П. Сезанн и К. Писсарро – в конце 1800-х годов оказался совершенно неприемлем для публики и профессиональных критиков парижских Салонов живописи. «Они (импрессионисты – Я.Г) отказались слепо руководствоваться методами прославленных мастеров и современных псевдомастеров… Их попытки потрясали современников своим „бесстыдством“»[226]. Во многом разные по художественным стилям. К. Моне, О. Ренуар, К. Писсарро, А. Сислей, Э. Дега, П. Сезанн вынуждены были объединиться в своем сопротивлении «всеобщему мнению» и организовать собственную «выставку отверженных» (1874). Кто мог бы себе представить в далеком 19 веке, что из-за картин импрессионистов будут сражаться мэтры главных музеев постсоветской Москвы и Санкт-Петербурга! А «выставка отверженных» не прообраз ли «бульдозерной выставки» в хрущевской Москве? История повторяется не лучшими своими эпизодами…

Постимпрессионизм вырос из импрессионизма. Мне кажется, что постимпрессионисты (В. Ван-Гог, П. Гоген, А. Тулуз-Лотрек) несколько «экспрессионистее» своих предшественников. И судьбы у них поэкстравагантнее.

Винсент Ван-Гог (1853-1890), всю жизнь страдавший от непонимания и безденежья, живущий, по существу, за счет брата, страдающий психическим расстройством и отрезавший себе ухо. Ван-Гог в молодости говорил о себе: «Я чувствую, что в будущем сделаюсь, вероятно, еще уродливее и грубее; я предвижу, что уделом моим до некоторой степени будет нищета, но я стану художником». Умирая, он произнесет: «La tristesse durera toujours» («Печаль будет длиться вечно»). Настоящая слава пришла к Ван-Гогу посмертно…

Поль Гоген (1848-1903) учеником лоцмана бороздит моря и океаны. Позднее, став художником, наивно надеется, что этот труд прокормит его и семью. Тщетно. Тяжелейшее материальное положение гоняет его по городам Франции, пока он не уедет на Таити. Возможно, жизнь на Таити, вдали от цивилизации, – лучшее время его жизни. Но всюду его преследует одиночество. Попытка вернуться в Париж оборачивается новым одиночеством. Выставка картин не принесла дохода. И художник возвращается на острова Океании. Одно из его последних писем: «Сегодня я ощущаю себя… побежденным нищетой и особенно недугом слишком уж преждевременной старости…».

Анри де Тулуз-Лотрек (1864-1901) – аристократ, сын графа и графини. Казалось бы, ему предстояла обеспеченная и безмятежная жизнь. Но в 15 лет он становится калекой (генетическая аномалия). Окончив лицей, он начинает рисовать. Его влекут совсем не аристократические салоны, а богемная жизнь Монмартра с кафешантанами, цирком и публичными домами. А героями его картин становятся пьяницы, певицы, цирковые артисты, проститутки. Знаменитый парижский «Мулен-Руж», а затем публичный дом «Флер бланш» становятся местом его пребывания, а артистки первого и жрицы любви второго – постоянной натурой. Злоупотребление алкоголем и беспорядочная сексуальная жизнь приводят ставшего знаменитым художника («Велас-кес шлюх», по мнению современников) в психиатрическую клинику, а затем и на кладбище…

Может быть, именно жизнь и творчество великих представителей постимпрессионизма служат лучшей иллюстрацией на тему творчество как девиантность.

Экспрессия – выражение, яркое проявление чувств. Экспрессионизм, по мнению автора, – бурная эмоциональная реакция на предвоенную (Первая мировая война) – военную (обе мировые войны) – поствоенную реальность.

Одним из известнейших и ранних представителей экспрессионизма является норвежский художник Эдвард Мунк (1863-1944). Его картина «Крик» (1893) может служить вывеской этого направления. Автору этих строк, весьма близка идеология экспрессионизма («мотивы боли и крика»), не случайно именно «Крик» Э. Мунка изображен на обложке первого издания моей «Криминологии»[227]. Об истоках своего творчества сам Э. Мунк писал: «Мать, которая умерла молодой, передала мне склонность к туберкулезу, а легко возбудимый отец, набожный до фанатизма потомок старинного рода, посеял во мне семена безумия… С момента моего рождения, ангелы тревоги, беспокойства и смерти были всегда рядом… Часто я просыпался ночью, оглядывал комнату и спрашивал себя: «Не в аду ли я?»».