Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать правду о гибели Вавилова. Они скромно сказали – „погиб в Саратовской тюрьме“… Он не погиб. Он – сдох! Сдох как собака. Сдох он от пеллагры – это такая болезнь, которая вызывается абсолютным, запредельным истощением. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки… Наверное, многие из вас видели таких собак зимой на канализационных люках… Так вот: великий ученый, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Николай Иванович Вавилов сдох как собака в саратовской тюрьме… И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это…». Помним ли мы это?

Правда, примеры из истории гитлеровской Германии и сталинского СССР, а также современной России имеют политическую подоплеку. Когда же мы рассматриваем научное творчество как позитивную деви-антность, на первое место выходит нарушение канонов и догматов, парадигм самой «нормальной» науки. «Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы и к созданию таких теорий другими»[238]. Вот эта нетерпимость коллег и «общественности» к подлинным открытиям оборачивается нередко трагедией для их авторов. По мнению Н. Сторера, в науке существует «система наведения внутреннего порядка» (internal police system)[239], обеспечивающая развитие «нормальной» науки и, очевидно, препятствующая ее «нарушителям».

Оценить состояние и перспективы развития науки, в т. ч. криминологии, в той или иной стране можно лишь проследив ее прошлое и сравнив с состоянием и перспективами мировой науки. С этого кратко и начнем.

История отечественной криминологии в соответствии с общественно-политическими условиями, влияющими на ее развитие, может быть несколько условно разделена на несколько периодов:

1. от первых идей (начало XIX в.) до 1917 г. («царский период»);

2. с 1917 г. до начала 1930-х гг. (ранний советский период);

3. с начала 1960-х до конца 1980-х гг. (поздний советский период);

4. с начала 1990-х гг. до наших дней (постсоветский период). Лакуна с начала 1930-х до начала 1960-х гг. минувшего века образовалась в годы сталинского тоталитарного режима, когда какие бы то ни было труды в области криминологии оказались невозможны.

Развитие российской криминологии до 1917 г. характеризуется наличием всех трех основных направлений позитивистской криминологии: биологического (антропологического) – труды Д. А. Дриля, В. Ф. Чижа, С. Н. Данилло и др.; психологического (прежде всего – Л. И. Петражиц-кий); и социологического (М. Н. Гернет, И. Я. Фойницкий, Х. М. Чарыхов, Е.Н Тарновский, A. A. Жижиленко и др.). При этом господствующим был социологический подход, включая многофакторный.

Нельзя не отметить либеральные взгляды тогдашней отечественной профессуры по проблемам наказания. М. Н. Гернет, М. В. Духов-ской, A. A. Жижиленко, И. Я. Фойницкий, а также А. Ф. Кистяковский. П. И. Люблинский, Н. С. Таганцев, В. Д. Спасович и многие другие выступали против жестокости наказания, против смертной казни[241]. Они отстаивали приоритет предупреждения преступлений путем решения социальных проблем.

В ранний советский период еще продолжаются основные тенденции развития отечественной криминологии. Активно разрабатывается социологическое направление, проводятся эмпирические исследования. По инициативе М. Н. Гернета в 1918 г. создается отдел «моральной статистики» в Центральном статистическом управлении (ЦСУ). Развивается отечественная пенитенциарная криминология (М. Н. Гернет, Е. Г. Ширвиндт, А. Я. Эстрин и др.). Постепенно все большее внимание уделяется изучению «личности преступника», ибо, согласно политической доктрине, в социалистическом обществе не может быть социальных причин преступности… Большую роль в такого рода исследованиях сыграли кабинеты по изучению преступника и преступности. Первый из кабинетов был создан в 1918 г. в Петрограде. В Москве в 1925 г. был открыт Государственный институт по изучению преступности и преступника, подчинивший ранее разобщенные кабинеты, ставшие его филиалами.

Сталинский режим привел de facto к запрету криминологии, наряду с социологией, генетикой, кибернетикой и другими «буржуазными лже-науками». Многие ученые оказались в ГУЛАГе…

С хрущевской «оттепели» начинается постепенное возрождение криминологии. Поздний советский период характеризуется, с одной стороны, активизацией криминологических исследований. Первые шаги – книги А. Б. Сахарова, A. A. Герцензона, В. Н. Кудрявцева, И. И. Карпеца, Н. Ф. Кузнецовой, A. M. Яковлева; открытие Всесоюзного института по изучению причин преступности и разработке мер предупреждения преступлений (1963); начало преподавания курса криминологии в МГУ и ЛГУ (1964). Под руководством А. Б. Сахарова в 1970-е гг. проводится первое крупномасштабное (на базе двух областей России – Орловской и Кемеровской) эмпирическое криминологическое исследование социальных условий преступности. Совершенствуются методология и методика эмпирических исследований (ГА. Аванесов, Ю. Д. Блувштейн, С. Е. Вицин, A. B. Добрынин, Г. И. Забрянский и др.).

В Москве на базе ВНИИ Генеральной прокуратуры СССР проходят криминологические семинары под руководством А. Б. Сахарова, а позднее – А. И. Долговой.

С 1987 г. начинает функционировать ежегодный Балтийский криминологический семинар, объединивший криминологов Латвии, Литвы, России, Эстонии, и проходящие поочередно в Эстонии, Латвии, Литве, Ленинграде/Санкт-Петербурге. Позднее, с начала 1990-х годов, в этих семинарах принимают участие криминологи других стран – Великобритании, Венгрии, Германии, Дании, Канады, Норвегии, Польши, США, Франции, Чехии.

С другой стороны, все еще сохраняется сильный идеологический пресс. Уголовная статистика «закрыта», писать о социальных причинах преступности в социалистическом обществе не рекомендуется. Результаты эмпирических исследований если и публикуются, то с грифами «секретно» или – в лучшем случае – «для служебного пользования» (ДСП).

Нередко приходилось «хитрить»: публиковать результаты исследования в Эстонии, где цензура была мягче, чем в РСФСР; результаты одного и того же исследования публиковать «дозировано» в разных изданиях (две цифры в Эстонии, две – в Иркутске, одну – в Ленинграде)…

Постсоветский период, с моей точки зрения, включает два этапа.