Аналогичная идея лежала в основе еврейского предания о сотворении Адама. Талмудисты утверждают, что Бог послал архангелов Гавриила, Михаила и Исрафила за несколькими горстями земли, чтобы сотворить из них первого человека, причем земля должна была быть взятой с различных глубин и имела различные цветовые оттенки (отсюда происхождение рас и оттенков их кожи); однако Земля, опасаясь, что человек окажется скверным созданием и опозорит ее, умолила их не исполнять Господню волю, и тронутые ее аргументами ангелы вернулись с пустыми руками. Тогда спустившийся Азраил выполнил задание, и ему было назначено впредь отделять души от тел, по какой причине он был наречен Ангелом Смерти. Еврейские ученые добавляют, что семь горстей, взятых из Вавилонии, пошли на сотворение самых почетных частей тела Адама.

Таким образом, мы видим, что индейцы Севера и Юга Америки, мексиканские ацтеки, и семитический "избранный народ" сумели свести воедино просторную землю и бескрайние небеса, отыскав место человеку в собственных космогониях, проникнутых пониманием того, что Природа не может быть не охваченной творческой силой Духа. Вода и земля рождают, но их плодоносная способность возникает лишь благодаря вмешательству фактора духовного, проявляющегося в различных случаях через такие силы, как солнце, луна и ветер, животворящие не сами по себе, но как инструмент Творца, находящегося вне Природы. Весь диапазон символизма камней и красок иллюстрирует эту веру в великий и неизмеримый секрет жизни.

Даже после удаления всяких авантюрных повествовательных украшений остается внушительный объем свидетельств, подтверждающих широко распространенное убеждение в историчности существования стран, областей или островов, населенных исключительно женщинами. Ученый, погруженный в исследование тайн человеческой природы, не может оставить без внимания такое явление, и оно и в самом деле заслуживает подробного изучения. Еще с начала становится ясно, что греческий миф не способен объяснить все варианты историй, хотя, конечно, не приходится спорить с тем, что эти легенды в существенной мере окрасили большую часть дошедших до нас описаний. Такой узкий и несколько эгоистический взгляд, который стремится изобразить все как результат греческого влияния, не может адекватным образом объяснить традиции, обнаруживающиеся почти в каждом крупном регионе земного шара. Мы не можем согласиться с теорий, утверждающей, что эти легенды или обычаи распространялись путем миграции. Не можем и принять мнение Роберта Саути, сэра Клемента Маркхэма и мистера Э. Дж. Пейна, утверждающих, что трудности женской жизни на дикарской стадии развития общества вызывают революции, приводящие к образованию чисто женских "племен", живущих отдельно от мужчин, сражающихся и лишь на добровольных началах сходящихся с мужчинами. Нам необходимо найти более глубокое объяснение.

Можно приблизительно разделить подобные легенды и предания на три основные группы. Таковые составляют: (1) Женщины, живущие отдельными колониями, но имеющие редкие сношения с внешним миром на миролюбивой основе. (2) Женщины, организованные в военную общность. (3) Народы, управляемые царицами, и в большей или меньшей степени, женщинами. При всем разнообразии историй, рассмотренных нами в предыдущих главах, все они подпадают под одну из указанных групп. Далее, при внимательном рассмотрении вопроса, мы можем видеть, что все три наших группы представляют собой просто различные стадии развития общества. Мы видим, что они всегда носят на себе отпечаток местных условий. И являются знаками общественного здоровья, а не стагнации, поскольку обнаруживают стремление к некоторому идеалу, при всей его отсталости, посреди неудобств переходного периода. Мы можем видеть здесь три сменяющие друг друга стадии, не всегда образующие единственно возможную последовательность, часто сливающиеся и неправильные внешне. И этого вполне следовало бы ожидать, если приучить себя рассматривать явление как обыкновенно спонтанное разрешение местной ситуации.

Следует признать, что по мере продвижения общества от дикости к варварству на дороге, ведущей к цивилизации, бремена, возложенные на каждый пол, перераспределяются, причем не без различных общественных трений и дискомфорта. Мужчина перестает быть боевым и охотничьим животным; он становиться наполнителем кладовой в широком смысле этого слова. И это часто требовало, и требует до сих пор, собирания урожая и сбора ценных продуктов того или иного рода в удаленных от дома местах. Иногда ради этого все племя перебирается на зимние или летние квартиры. Подобный образ жизни становится типичным в самой своей преувеличенной форме в кочевых сообществах. Не отходя далеко от дома, мы можем обнаружить аналогию, превалирующую до сего дня в Швейцарии, Норвегии, в некоторых областях Италии и Корсики, главным образом среди пастухов и скотоводов. Однако достаточно часто одни мужчины, взяв с собой подростков мужского пола, отправляются заниматься активной работой, оставляя дома на попечении женщин немногих стариков и маленьких ребятишек. С этой точки зрения Корсика представляет собой любопытное смешение феноменов. Сперва мы видим там зимнюю миграцию пастухов из внутренних регионов острова в прибрежные деревни, и летнюю миграцию с пораженного малярией берега в горные деревни на поросшие травой склоны, что нередко приводит к странному арифметическому неравенству полов в различных поселениях. Во-вторых, остров ежегодно покрывает рой энергичных итальянцев, мужчин и подростков, в основном родом из окружающих Луку районов. Они нанимаются возделывать виноградники и заниматься другими тяжелыми сельскохозяйственными работами, что урожденный корсиканец считает ниже своего достоинства. Тысячи лукканцев прибывают на остров обыкновенно бригадами по пять человек, проводят на Корсике около трех месяцев, а потом возвращаются по домам. Естественным образом они приезжают без своих женщин, так что оставленные собственные деревни практически превращаются в женские общества на все время их отсутствия.

Аналогичное положение дел, как известно, существовало у многих племен Кавказа. Уже в достаточно позднее время, при жизни отца Ламберти, мужчины-сваны, отважные и сильные, но чрезвычайно бедные представители горного племени, каждое лето спускались с гор, чтобы поработать у подножья Кавказа, возвращаясь к собственным семьям в уединенные хижины с едой, медью и прочим сырьем, необходимым для их скромного быта. Аналогичная ситуация нередко характерна для рыболовной промышленности; в самом деле, даже в настоящее время в разгар ловли сельди на берегу Шотландии образуются временные женские общества, занятые чисткой рыбы и усердно работающие над уловом между двумя заходами рыболовецкого флота. Такое вполне естественное объяснение приходит в голову при анализе повести, рассказанной Марко Поло о Мужском и Женском островах, а также при толковании сообщения, оставленного лордом Макартни о запорожских казаках и их днепровском острове. Мы можем легко понять, что подобные условия, в случае некоторого преувеличения за счет местных потребностей, способны вызвать непонимание среди слабо информированных соседей, или людей с другим образом жизни, к тому же по привычке ума и обучения нетерпимых к любому отклонению от нормального для них образа жизни.

В то же время условия жизни обществ, главным образом существующих в горных и лесистых районах и на небольших островах, направят развитие совсем в другую сторону. По необходимости женщины займутся правлением и военным делом, поскольку лишенные мужчин деревни окажутся более уязвимыми для нападения, и оборона их нередко потребует от женщин не только отваги, но и хитрости в способах защиты и контратаки. Некая информация о подобном конфликте между чувством и методом открыта нам Квинтом Смирнским в его рассказе о сражении греков и амазонок у стен Трои. Чувство воина выражены Гипподамией, которая, воодушевившись отважными деяниями Пентесилеи и ее спутниц, взывает к троянским девам и матронам: