— Обещай, что сегодня останешься дома, — Ян держит мое лицо в своих ладонях, полностью сосредоточив взгляд на губах.

— Обещаю, — бессовестно провожу кончиком языка по губам, призывая мужчину к действиям.

— Я, надеюсь на твое благоразумие, Синеглазка, — выдыхает мне в губы профессор и целует в засос.

— Не сомневайся во мне, Ян, — с жаром выпаливаю, когда он отпускает мой рот.

Возможно, это было через чур, эмоционально, но вдруг не понятно по каким причинам, выражение лица мужчины меняется. Его брови сходятся вместе, а губы превращаются в тонкие линии.

— Пока, Синеглазка, — он неловко отстраняется от меня и его ладони сжимают руль авто, а меня как будто холодным потоком воздуха обдает его холодность, остужая.

— До свидания, профессор, — последнее слово, будто с силой сдираю с языка, но мне нужно было посмотреть, как на него отреагирует Ян.

Реакции ноль.

Я даже опешила на секунду. Значит… нет… думать о чем-то плохом я не хочу.

Поэтому всю его перемену в настроении списываю на то, что Яну нужно отправляться на работу. Открываю пассажирскую дверь и выскальзываю из машины:

— Арина, — вдруг окликает меня голос Яна.

— Да, — у меня внутри все екает, от предчувствия.

— Вот возьми, — он протягивает мне деньги, выбивая дыхание из легких.

— Что? — в непонимании глазею на него.

— Возьми Арин, мне так будет спокойнее…

— От чего спокойнее Ян? Мне не нужны деньги, — отступаю на шаг.

— Тебе нужно заплатить за жилье… — он кивает на здание, за моей спиной.

Я на секунду задумываюсь, вспоминая, сколько дней у меня осталось в запасе и делаю не уверенный шаг в сторону машины.

— Но я все отдам, Ян, — дрожащими пальцами беру купюры и тут же прячу их в сумку, — как только найду работу, сразу отдам, — горячо заверяю его.

— Синеглазка, расслабься, — глядя на меня отвечает Ян с прохладной улыбкой на лице, — пока, — подмигивает мне и как только я отступаю обратно на тротуар авто трогается с места.

Его последние слова заставляют задуматься.

Что он имел ввиду, когда посоветовал "расслабиться"? Мысли будто в мясорубке начинают перемешиваться в голове, и я вместо того, чтобы идти в квартиру, на автомате шагаю прямо, отыскивая глазами какой-нибудь кафетерий.

Мне нужно немножко побыть на людях, обдумывая поступок профессора. А в замкнутом помещении… в четырех стенах, боюсь, что нафантазирую невесть чего себе, а если все это позже окажется неправдой?! Потом, придется еще и расхлебывать, выдуманную мной же нелепицу.

Как оказалось, открытых в столь ранний час заведений было не так уж и много. И самый ближайший кафетерий, который мне попался, был в соседнем квартале.

Заняв столик возле окна, заказала себе сладкое пирожное и латте.

Что может быть лучше! А если учесть, что я еще и студентка, у которой вечно не хватает на кафе денег, сейчас чувствовала себя лучше не куда. В ожидании своего заказа, достала телефон и набрав номер отца, принялась слушать долгие гудки.

— Алло, — слышится срывающееся, запыханное дыхание отца.

— Пап, привет, — не сдерживая улыбки, отвечаю отцу.

— Ариша, Аришенька, здравствуй дочка, — волнение в голосе отца передается и мне.

С папой мы не созванивались почти неделю, а для нас это большой срок.

— Привет, пап. Прости, что так долго не звонила…

— Бог с тобой, дочка. Я что не понимаю, что моей малышке Ари, нужно много времени, чтобы защитить свой диплом…

— Да, пап, так и есть. Но осталось совсем немного и мы скоро увидимся… — мне отчего-то становится неловко, что приходится врать отцу, но и говорить правду, я ему уж точно не буду, — … как там дела на ферме?

Решила, что именно сейчас нужно сменить тему. И разговор о домашних делах, может отвлечь от мыслей о профессоре, как ничто лучше.

— Доченька, да как дела?! Все как обычно, ты же знаешь… В одни руки очень тяжело управиться с хозяйством, а нанимать работников, пока еще не сезон… дорого берут…

— Знаю пап, — тяжело вздыхаю.

Папа у меня работяга, но даже ему сложно одному приходится на ферме.

Официант приносит заказ и я в первые минуты даже не притрагиваюсь к еде… Совесть подлянка, начинает грызть изнутри за то, что я тут расслабляюсь сижу, а отец там вкалывает на полях.

— Но, ты не грусти Ариша. Вот окончишь университет, приедешь домой, вот тогда заживем. В городке уже клинику ветеринарную достраивают. Потом примутся за Аграрный комплекс.

— Да-да, папа, я помню…

Напоминание о том, что мне придется в обязательном порядке вернуться в городок и работать в той фирме, что мне оплачивается учебу, как-то не самым радужным образом подействовало на мое настроение.

— Ладно, пап. Мне уже пора. Ты там отдыхай побольше, и не сильно перетруждайся. Скоро увидимся.

— Конечно моя маленькая Ариша. Я по тебе скучаю. Если удастся вырваться на выходные, приезжай. На дорогу денег найдем. Да и гостинцев с собой возьмешь. Старая Сара, до сих пор не спускает с меня глаз. Ходит регулярно: готовит, убирает. Хоть и платить мне ей не чем, но видимо привыкла. И отказаться от привычки уже не может.

— Это же отлично пап. Передавай пани Саре, привет. Люблю тебя папа, пока.

Мы еще несколько минут прощаемся с отцом, вспоминая о соседях и о тех, кто его посещает в выходные дни и только потом, я кладу трубку.

— Твою мать! Вот это тебя пронесло. Думал постарею, пока дождусь, когда ты натрепешься.

Я вздрагиваю от неожиданности и чуть не расплескиваю по столу свое латте, когда слышу за спиной низкий голос Доминика.

Резко поворачиваю голову и нос к носу сталкиваюсь с наглой рожей парня.

— Ты?! Что ты тут делаешь? — шиплю ему прямо в лицо.

А он в свою очередь кривит рот и отстраняется от меня, как будто учуял вонь.

— Боже, ты бы хоть помылась. Воняешь, как дешевая шлюха, — его голос пропитан ядом, а у меня в голове затор, как и в легких, из которых его слова выбили дух.

— А это, — сквозь стиснутые зубы отвечаю ему, — не твое дело, чем и как от меня пахнет…

— Ошибаешься, крошка Ариша, теперь это дело мое… — он ловко перемахивает со своего места ко мне, и двигая меня к краю диванчика садится рядом.

— Что ты делаешь? — я хотела вскочить с места, но его длинные загорелые пальцы больно сдавили мою ногу выше колена.

— Сидеть, — цедит он, и до ломоты в мышцах продолжает стискивать пальцы.

— Придурок, отпусти. Мне больно, — на глазах проступают слезы злости, что не могу ответить ему.