Она невольно отступила на шаг. Перед ней стоял Натаниель Клир, и его темные волосы блестели в свете голой лампочки на площадке. Его грудь и плечи обтягивал кожаный пиджак. Хорошо сидящие темные брюки подчеркивали силу его ног. Он принес с улицы дыхание свежего воздуха, и она ощутила его на своих щеках.

Теперь она была в его власти.

– Вы потеряли, – он протянул ей доклад. – Кто-то вернул его в кабинет, и тетрадь отдали мне. Я боялся потерять его. Я не думаю, что вы хотели бы лишиться хорошей работы.

Она заметила, что у него в руке еще экзаменационная книжечка.

– Я также принес вашу работу за полугодие, я просмотрел ее сегодня утром. Конечно, «А». Вы славно поработали…

Посмотрев ей в глаза, он замолчал.

С минуту он стоял в дверях, потом вошел и закрыл за собой дверь.

Руки ее дрожали. Сама она не могла видеть выражения мольбы и покорности в собственных глазах.

После паузы, показавшейся ей долгой и мучительной, как никогда, она очутилась в его объятиях. Ей казалось, что нет ничего родней его рук. Она чувствовала себя так, словно они и не расставались, и не было этого глупого перерыва – работы, бессонницы и скучной зубрежки.

С облегчением почувствовала она, что больше не надо сдерживать бурю, бушевавшую в ней. Она сама обняла его за талию. Он целовал ее лоб, глаза, щеки.

– Я знаю, Лаура, – шептал он ей на ухо, – я знаю.

Она запрокинула голову и губы ее открылись. Его язык встретился с ее языком и стал медленно его ласкать. Теплая сила, напугавшая ее неделю назад, вернулась, заставив дрожать коленки, пробежала по всему телу. Сейчас это было ей еще приятнее, так как у нее не было сил сопротивляться. Сейчас надо было отдаться тому, что будет. Она вздохнула облегченно и благодарно.

– Милая Лаура, – шептал Натаниель Клир, очевидно, понимая и ее борьбу и радость капитуляции, – теперь все хорошо.

Вот уже долгое время Лу Бенедикт пристально наблюдал за Лиз Деймерон с безопасного расстояния.

Ларри Уитлоу докладывал ему, что ее работу в его отделе можно охарактеризовать как просто феноменальную для новичка. Что касалось вопроса приобретения материалов и менеджмента, то Лиз обладала чисто инстинктивным и безукоризненно верным чутьем в планировании этого процесса и в денежной политике по его обеспечению.

Более того! Ей удалось познакомиться в подробных деталях, – Лу и Ларри ума не могли приложить, когда и где она этого нахваталась – с прошлым и настоящим статусом «Бенедикт Продактс», что позволяло ей вносить ценнейшие предложения относительно составления наиболее выгодной для развития и будущности компании производственной стратегии.

Она проводила многие неурочные часы в секторе исследований и развития производства, занималась на дому тщательным анализом послевоенной экономики во всей ее сложности, вела подробное досье на все последние достижения и разработки в сфере металлов и электроники.

Словом, она относилась к своей работе очень серьезно.

Никаким рабочим графикам не было под силу угнаться за ее реальным трудом. Все коллеги по отделу относились к ней с явной симпатией. Когда загруженность в работе была очень велика, она с охотой и с чувством ответственности снимала часть нагрузки с Ларри, чем избавляла его от дополнительной головной боли.

Короче, она была просто подарком судьбы.

Будучи главой фирмы, Лу проявлял личный интерес к вопросу материалов, поэтому его довольно частые визиты в отдел никого не удивляли. Когда он показывался в дверях, Лиз отрывалась от своей работы, чтобы поднять на него приветливый взгляд и помахать рукой в знак приветствия. По дороге в кабинет Ларри он порой перекидывался с ней парой слов.

– Ну, как тебе здесь работается? Не обижают? – шутливо спрашивал он.

– Что вы! Лучше и быть не могло, сэр.

Небрежная ироничность всегда давалась ему тяжело, ибо, завидев Лиз в очередной раз, он всегда останавливался и с восхищением раскрывал рот. На него производили неизгладимое впечатление ее наряды. Даже разговаривая с нею, он одновременно пожирал ее глазами и пытался задержать в памяти все детали ее костюма, чтобы потом, на досуге, повспоминать в свое удовольствие.

На ней были вроде бы простые юбки с оборками, которые, однако, смотрелись восхитительно на ее длинных, стройных ножках. Свитера плотно обтягивали ее великолепную грудь спереди и подчеркивали ее худые лопатки сзади, что придавало всей картине удивительную утонченность. Иногда на ней были довольно яркие и свободные платья, а в другое время строгие костюмы, в которых она смотрелась ничуть не менее блистательно. Консервативная одежда лишь подчеркивала, делала более заметной ее удивительную женственность.

Больше всего, однако, Лу нравилось, когда она одевалась во все черное: черная юбка и черный свитер. Когда он впервые увидел ее в этом наряде, то чуть не упал на месте. У него аж дух захватило! Потом, сидя в своем кабинете и вспоминая этот ее наряд, он безудержно фантазировал.

Она действительно была в этом костюме неотразимой. Ее огненно-рыжие длинные волосы струились по черному фону спины и плеч, создавая тем самым какую-то непередаваемую и сказочную гармонию оттенков. Казалось, будто эта красавица сошла в реальную жизнь серых и однообразных кабинетных стен из яркого мультфильма, богато раскрашенного «Текниколором». Она улыбалась ему, посверкивая своими зелеными глазами, которые казались чистыми изумрудами.

Вскоре Лу поймал себя на том, что он слишком часто стал пересекаться с ней в коридорах компании. Он спрашивал себя: «Неужели меня теперь тянет к ней уже подсознательно?»

Ему стало ясно, что мимолетные встречи с ней стали для него потребностью. Он уже не мог без них обойтись. В последнее время он уже намеренно урезывал свое рабочее время на полчаса, чтобы выйти в коридор и побродить по нему в надежде увидеть на противоположной его стороне Лиз. Она никогда не ходила одна. С ней всегда было две или три подруги из других отделов. Ее красота делала их похожими на беспородных жалких дворняжек, кружащихся возле древнегреческой богини. Когда она показывалась в коридоре, его всегда охватывало смятение, он начинал спотыкаться, замедлять шаг, смотреть в сторону.

Порой ее образ возникал в его снах, и он просыпался, обнаруживая себя лежащим дома в кровати рядом с Барбарой. Возникший образ Лиз уже не отпускал его в такие ночи и по утрам он вставал с покрасневшими глазами.

Лу украдкой взглядывал на очертания своей спящей жены и задумывался о прожитой ими семейной жизни. Она была долгой. Теперь Барбара уже не была той юной девчушкой, на которой он когда-то женился. Она заметно потяжелела. Ее тело потеряло свежесть и упругость юности. В последнее время он занимался с ней любовью еще реже, чем в прошлом году. А в прошлом году реже, чем в позапрошлом. Теперь, когда дети повзрослели, она стала больше времени уделять своим собственным делам: общалась с подружками, обедала с друзьями, проводила вечера в своем бридж-клубе. С некоторых пор он стал подозревать, что уже не представляет для нее сексуального интереса.