– А что тебе в ней больше всего нравится?

Услышав вопрос, папа взглянул прямо в камеру:

– Она добрая. Она моя глупышка. Она не закатывает мне скандалов.

– А не нравится?

– Что?

– Что тебе в ней не нравится?

– Угомонись, Ричард.

– Ой, да ладно тебе! У нас вечер признаний.

– Да, милый, говори. – Мама сложила руки на коленях. – Мне очень любопытно.

– Ну… – Папа поерзал на стуле. – Она… то есть ты не очень хорошо водишь машину.

Мама прикусила губу:

– К сожалению, даже не могу поспорить.

– А еще что-нибудь?

– Нет, – отрезал папа. – Это все.

Мама опять развернулась к нему:

– Да ладно, не может быть, чтобы все! Я лично могу назвать целый список! Он любит мурлыкать себе под нос, при этом в репертуаре у него всего одна мелодия. Он никогда не закручивает до конца крышки. Он льет жидкость для мытья посуды не на губку, а прямо на вилки-ложки, ну кто так делает?!

– Ну давай, давай, выкладывай.

– Зато он хорошо танцует. Ты прекрасно танцуешь, Джорджи. А еще он застилает постель по утрам, не многие могут этим похвастаться. А еще он меня не расстраивает. – Она умолкла и поправилась: – Вернее, расстраивает нечасто.

Папа опустил глаза.

– Может, достаточно? – спросила мама, глянув в камеру. – Мне надо ставить мясо на ужин.

– Конечно, – ответил я, не прерывая запись. – Спасибо. Папа, можешь поцеловать невесту.

– Не снимай! – предупредил он, поворачиваясь к маме.

Но я, конечно, снял.

Лиза всегда чистила зубы исключительно «органической» пастой. Любимый цвет? Коралловый. После особо выдающегося оргазма она напевает в душе. Вся она – легкость и розовые пузырьки.

Любимый цвет Анны – кремовый, не белый. Что мне нравится в ней больше всего? Как она улыбается во сне. По крайней мере раньше улыбалась. Я люблю смотреть, как жарким днем она делает ромашковый чай со льдом, подвернув рукава сорочки. Мне нравится, как она готовит пикники. Я обожаю слушать, как она перед сном читает сказки Камилле в соседней комнате. Я люблю видеть, как она преображается в Бретани, как она смотрит на море, придерживая рукой волосы на макушке, чтобы не растрепались от ветра. Мне нравилось, как она целовала меня в машине по дороге домой из гостей – слегка прикусывая мне нижнюю губу. Мне нравится, как она слушает дома классику на полную мощность стереосистемы, мне нравится, что она научила нашу дочь любить музыку – эту и всякую другую – и бесконечно танцевать, танцевать, кружась под нее. Мне нравится, когда она счастлива. Нравилось, когда была.

А Лиза? Кто такая Лиза? Я не видел ее четыре месяца, и она уже начинает казаться мне плодом воображения. Я бы подумал, что ее и не было никогда, если бы не мог в секунду воскресить в памяти текстуру ее кожи, страсть наших прикосновений.

Сейчас я находился в каком-то часе езды от ее нового обиталища. В других обстоятельствах это было бы искушением.

Полгода назад, знай я, что Лиза Бишоп совсем близко, я не смог бы на месте усидеть, не то что спокойно играть в карты с родителями. Но я находился в родительском доме, и единственной женщиной, которая спала здесь, открывала кухонные шкафы и знала, где мама хранит почти не используемый запас молотого кофе, была моя жена. В старших классах я встречался с девушками на их территории. Только Анна спала на моей узкой кровати под плакатом с «Грязным Гарри» и ни разу не предложила его снять.

Лиза понятия не имела, какая у меня любимая зубная паста и что я питаю слабость к клубничному молоку, а также что при наличии свободного времени я готов перегладить все постельное белье, как заведено в доме де Бурижо. Она не видела, как моя мать стоит в кухне босиком и в цветастом халате и отсчитывает витаминки в таблетницу. Она никогда не заклеивала пластырем разбитую коленку моей дочери. Зато она знала, что непосредственно перед оргазмом мне нравится палец в заднем проходе и что я не возражаю, чтобы мне залезли в ухо языком. Она знала, что во время минета мне нравится поглаживание мошонки ладонью и нравится, когда она вслух озвучивает все, что я делаю с ней в постели. Ну и что, собственно? Анна тоже все это знала. Любимые места для секса с Лизой у меня были другие, не те, что с Анной, – но это же была Анна, она сама была другая. Моя жена тоже знала мои маленькие странности – с одной лишь разницей: с Лизой я мог попробовать что-то новое, однако неизменно пресекал все попытки Анны выйти за грань привычного.

Хотел бы я быть человеком более благородным и менее предсказуемым, хотел бы я не путать любовь с физическим влечением. Это свойственно двадцатилетним, растерявшимся, слабым. Лиза ушла из моей жизни, и вот я уже сам не знаю, любил ли ее. Мне жутко думать, что нет. Я очень хочу, чтобы Анна меня простила, но и Лизу в глубине души никак не могу отпустить.

После ужина опять смотрели новости – и, конечно, главной темой был Ирак. Репортаж начала Самира Ахмед:

– Американские слова о «смене режима» в Ираке непонятны как мировому сообществу, так и самим американцам. С нами в прямом эфире из Мичигана инспектор ООН по вопросам вооружения Скотт Риттер. Вы нас слышите, Скотт?

– Да, добрый вечер, Самира.

– Поправьте, если я ошибаюсь: прошло полтора месяца с момента, когда президент Буш объявил пять условий, необходимых для мирного разрешения конфликта между США и Ираком.

– Совершенно верно.

– И, насколько мне известно, тогда впервые прозвучала фраза о «смене режима».

– Не совсем. Выражение «смена режима» в последнее время используется так широко, что может означать что угодно. В апреле Буш еще требовал обязательного ухода Саддама. Но, после того как Конгресс принял резолюцию по Ираку, все изменилось. Теперь Буш допускает, чтобы Саддам остался у власти, если он выполнит пять требований резолюции.

– Вы не находите, что это слишком туманно?

– Да, слова президента оставляют большое пространство для интерпретации. То есть в самой формулировке заложена возможность изменения политики в этом вопросе. Мое личное мнение: наивно полагать, что Хусейн выполнит хотя бы малую часть этих требований.

– А что вы сами вкладываете в понятие «смена режима»?

Эксперт на экране помедлил с ответом.

– То, что вкладывалось в него изначально, – наконец ответил он. – Уход Саддама.

В комнате зазвонил мой телефон.

– Если это Камилла, дай нам с ней поговорить, – попросила мама, не отрываясь от телевизора.

Как только я вошел в комнату, телефон перестал звонить. На экране высветился пропущенный вызов от Жюльена. Я закрыл дверь и набрал его номер.

– Хэддон, где тебя носит?! – рявкнул Жюльен вместо приветствия. – Я уже думал, они тебя убили! Даже жене твоей звонил!