и прикрыл голову руками, ожидая взрыв. Но вместо этого услышал крик Гидеона: «Матвей, твою мать! Помоги!»

Я выскочил из-за тумбы. Увидел, что Гидеон не успел вскрыть клетку, и Кравец все еще в отключке. А он теперь сам болтается в воздухе, растянутый, как на распятье.

Перед ним стояли двое – главный с кривым ритуальным ножом и музыкант, который бренчал на варгане. Гидеон сопротивлялся, тужился, пытался ногой отбить нож, но с каждым новым звуком его тело корежило, он начал краснеть, пытаясь сделать вдох, но не мог.

Ко мне уже тоже подбирались. Рядом крался последний минер и вместо мешка в руках у него блестело два ножа с волнистыми лезвиями, а с другой стороны шел мужик с гаечным ключом, которым он раньше разбирал холодильник.

Нам нужен диалог!

Я посмотрел на парня с гаечным ключом и попытался передать ему послание на понятном для него языке. То есть на языке жестов. Не выпуская дубинку из рук, ткнул в него указательным пальцем, потом развернул руку и показал средний, а в довесок, чтобы меня уж наверняка поняли, сделал вид, что провожу дубинкой себе по горлу.

Не сработало.

Правда, я и не рассчитывал. Маска с ножами, посчитав, что я нацелился не на него, подошел слишком близко и слишком уверенно. Он еще только замахивался, а Муха, разрывая мои связки, уже подлетел на рабочее для «биты» расстояние.

Первым ударом, раздробил кисть руки, переломал пальцы, выбив нож. На обратном ходе выдал смачный апперкот стальным набалдашником. И вдогонку умудрился еще раз припечатать по темечку, уже падающее тело.

Я развернулся и сразу пришлось уходить от удара в спину. Уклонился в сторону, потом в другую, чувствуя на лице легкий ветерок от проносящегося мимо гаечного ключа. На следующем замахе, а сектант не оказался спортивным и сделал его слишком медленно по меркам Мухи, я пробил свою коронную серию – колено-голова.

– Эй, пацан, давай шустрее, – крикнул запертый в клетке моряк. – Тут святой отец твой сейчас окочурится… он синий уже!

Черт! Черт! Черт! Гидеон держись! Я заорал мысленно, хотя уже понимал, что не успеваю. Священник не сопротивлялся. Лицо действительно синее, глаза закатились, нога уже не пытается ударить масочника, а подергивается в конвульсиях.

Главарь сектантов расстегнул рубашку Гидеона, примерился, куда ударит, и начал замахиваться. Я понимал, что не успеваю, но все равно попытался рвануть. Бежать, прыгать, нестись, чтобы хоть чуть-чуть сократить расстояние, метнуть дубину или гвоздь, не прибить, так хоть отвлечь… не знаю, сделать хоть что-нибудь!

Но не смог сдвинуться с места, будто Муха не пускал. Я зарычал, напрягся, погружаясь в волну боли и бешенства… и почувствовал послание от боксера: «Не успеешь, бей так. Просто дай мне силу...»

Глава 14

И я ударил.

Не целясь, не думая – просто представил, что направляю внутреннего призрака в костяшки кулака. Наношу удар и мысленно провожу линию до уродской маски.

С кулака сорвался призрачный сгусток, а из меня будто разом выкачали все силы. Я упал на колени, глядя, как в плечо сектанта ударяется серый дымный шар. Мужика отбросило на несколько метров в груду каких-то ящиков, а мне прилетела ответка. В меня будто таран врезался, выбив весь воздух из легких. Ощущение будто прыгнул с вышки, не рассчитал, а теперь плашмя рухнул на воду.

Как будто это я влетел в плечо, только почему-то в бетонное и не кулаком, а всем телом. Ну на хрен такой телекинез – я застонал, заваливаясь на пол.

– Херасе! – закричал моряк, – Не отключайся! Поднажми!

И я поднажал. Напряг каждую клеточку своего тела, каждую мышцу так, что аж шея заболела, а голова начала трястись. Это помогло. Боль, разбившая тело, начала отступать. Я поднялся на четвереньки и проорался. Покачиваясь, встал и побежал к музыканту.

Метнул в него дубину. Криво и косо, будто в городки играю. Урона не нанес, но заставил дернуться и сбиться с ритма мелодии. Варган глухо тренькнул, и Гидеон кульком рухнул на землю.

Сектант, понимая, что сейчас я опасней, развернулся в мою сторону и начал бамкать пальцами новую мелодию – биум, биум. Мерзкую, противную, как металлом по стеклу, от которой начало сдавливать легкие, ломить виски и сводить ноги.

Но я успел.

Падая, вцепился в край балахона, потянул на себя и ткнул гвоздем куда-то в низ живота. Музыка смолкла, а сектант замычал. Я свалил его и, притягивая к себе, пополз вверх, нанося удар за ударом.

– Эй, харе уже там! Он уже осознал! – мужик в тельняшке затряс решетку. – А если ты ждешь извинений, то он их не скажет. Эти дебилы себе языки вырвали. Освободи меня, я помогу!

Я подбежал к Гидеону, на ходу вспоминая, как правильно делать искусственное дыхание.

Ведь учил же когда-то, даже на курсы первой помощи ходил. А сейчас только и помнил про ритм – сто три удара в минуту и шутку, что песня AC/DC «Шоссе в ад» идеально подходит. Но почему-то редко используется.

Но слава местным богам и всем светлым фобосам, старик уже сам начал приходить в себя. Хрипел, кашлял, пытался мне что-то высказать, но пока не мог.

– Дружище, открой, пожалуйста, – парень просунул лицо между прутьями и улыбнулся, демонстрируя выбитый зуб сбоку, а потом повернул голову, чтобы я заметил здоровый фингал на всю скулу. – Я не с ними, чем хочешь, поклянусь.

– Ты из первого отряда, – я прошел мимо него к соседней клетке и стал примеряться, чтобы сбить замок.

– Из первого? Ну, это смотря, как считать. А так-то да – из первого. Выпусти меня, а? Меня Стеча зовут. Ну, то есть Сергей Стечкин я.

– Ща, решим, – я сбил, наконец-то, замок и вынес бесчувственную Дарью.

Девушка была бледной, но дышала ровно, будто глубоко спит. Пара ссадин, опаленные кончики волос – похоже, со взорванным броневиком ей повезло. Я потрогал голову на момент крови или шишек, но затылок был в порядке. Зато на шее рядом с ожогом нашлась маленькая ранка от укола толстой иглой.

– Вкололи ей хрень какую-то, – подал голос Стеча, – Мне тоже кололи, несколько часов еще в отрубе будет.

Я посмотрел все еще кашляющего на Гидеона, который стоял над трупом музыканта. Он кивнул, а когда его чуть отпустило, смог говорить.

– Выпусти его, хватай Дашку и ща пойдем. Ща я… – Гидеон сделал пару глотков «царской» водки, встряхнулся и принялся пинать мертвое тело, бурча себе под нос. – Тоже мне, млять, Чайковский тут нашелся, музицировать на своей губалайке. А второй где?