А какие темы в литературе вообще интересуют Вас и какие не интересуют категорически?

Если я отвечу, что все литературные темы, жанры и фабулы мне интересны, то это будет выглядеть сродни ответу на предыдущий вопрос. Так нет же! Мне ненавистно все, что сделано в литературе начиная с Гомера. Потому что это весьма осложняет поиски новой темы, жанра или фабулы. На кого оглядывался Гомер? Только на египетские пирамиды. Современный писатель, в меру своей эрудиции, должен переработать несоизмеримо больше информации. Или выйти в чисто поле литературы, аки Гомер. «Есть тут кто аль нет никого?!!» «Я есть альфа и омега; я первый, и я последний!!!» Подобная наглость поощряется, но далеко не всегда заканчивается к обоюдному удовлетворению – литературы и автора. (Кстати, автор доволен собою почти всегда, а вот литература автором – в единичных случаях.) Европейские писатели многие литературные вопросы перевели в область категорического императива, мол, это так, как есть, – и не надо трепать «вечные темы» как бобик тряпку. «Тварь ли я дрожащая или право имею?!!» «Быть или не быть?!» Славянские авторы по-прежнему начинают с азов, поэтому на развитие сюжета им требуется больше времени. И если исходить из того, что каждый писатель всю жизнь пишет один роман, собрание сочинений славянского автора – только пролог этого романа. Другое дело – «американизмы», когда психологические мотивы героя толкуются исключительно по Фрейду. «Почему он вдруг перерезал жителей двух кварталов? – А в детстве его мать утопила его любимого плюшевого мишку! Вот он и тронулся!» Поэтому, может, и хорошо, что славянские авторы пытаются разобраться в который раз, из чего был сделан плюшевый мишка, жаль только, что в ущерб сюжету. Поскольку, если в литературе особенно увлекаться философскими вопросами, можно с «водой» выплеснуть читателя. А потом спрашивать: «А был ли мальчик?»

Что из художественных произведений занимает высшие строчки в хит-параде Вашей души? (Например: «Чук и Гек», «Улисс», «Давно я не лежал в колонном зале…» и т. д.)

Я думаю, что «Чук и Гек» – это грустная повесть о сибирских лайках. Не может быть, чтобы люди носили такие имена. Жена мне объяснила, что это – повесть о детях. А я все равно думаю, что о сибирских лайках. Далее в хит-параде:

Умберто Эко, «Имя розы» – великий роман, остальные два его романа – по нисходящей. Вечный «Улисс» как библия для писателя: можно открыть, прочитать пару страниц на сон грядущий и закрыть с чувством собственного бессилия. Джон Фаулз – «Волхв», «Червь», «Башня из черного дерева».

Можно продолжать и дальше, но в моей библиотеке две тысячи томов.

Хочу сказать спасибо Анне Владимировой – русской жене и переводчику, иначе бы мы вообще не поняли друг друга.

Вопросы: Артур Медведев и Мария Мамыко

Опубликовано: «Философская газета», 2002

В послесловии к «Реставрации обеда» Вы пишете, что создатель короткометражки о брандмейстерах – Йиржи Геллер, в то время как в официальной биографии Иржи Грошека указывается то же самое. К тому же говорится, что и «Завтрак» был организован Геллером…

Мда… Смешно получилось: «Господа читатели! Вы окружены доблестными авторами – Иржи Грошеком и Йиржи Геллером! Сопротивление бесполезно! Выходите организованными группами, с поднятыми руками, к месту расположения книжных магазинов! Вас ожидает радушный прием и трехразовое питание – „Завтрак“, „Обед“ и „Ужин“!»

На самом деле автор один – Иржи Грошек, а «Геллер», как правильно подметил Лев Данилкин из московской «Афиши», лишь сотая часть чешской кроны. Иначе говоря, не автор, а – инфляция… Тем более что «официальной биографии», вроде некролога, у Иржи Грошека пока нет – я еще достаточно здравствую, чтобы откладывать меня в «длинный ящик» и прикручивать медную биографию над моей могилой. Мол – родился, упился и затихорился. То есть расценивайте «биографию» Грошека на обложке как неотъемлемую часть романа, будь то «Обед», «Завтрак» и (упаси господи!) – «поздний Ужин». Кстати, эта «биография» время от времени редактируется – под нужды основного текста и по личному желанию. Поскольку не биография красит автора, а наоборот – автор «мазюкает» свою биографию.

Откуда такой псевдоним – Иржи Грошек?

А кто Вам сказал, что это псевдоним? Лев Данилкин из московской «Афиши»? Так мы с ним пиво в Праге не пили и кнедликами на брудершафт не закусывали… И вообще, меня в последнее время очень веселит «развернутая» полемика – чех я али не чех?.. Так и подмывает прийти куда-нибудь на «официальную» тусовку – в балетной пачке и в чешках, да ноги брить неохота. Вот лет двадцать назад уж я бы похулиганствовал. Жуткий был обормот! Впрочем, надеюсь, что таким и остался… Вы не знаете, где продаются приличные чешки?..

На самом же деле автор должен жить не в Праге и не в Петербурге, а в собственном тексте. Такая у него прописка, как у Диогена – «перекати-бочка». А если автора читают в ограниченном пространстве (в раздельном или совмещенном), то используют странички – по необходимости…

Почему бы было не выбрать псевдонимом что-то типа Клары Гасуль, благо ныне женская литература в фаворе и от лица женщин Иржи Грошеком написано немало проникновенных страниц? Со знанием дела, нужно отметить…

Да уж… Балетную пачку надеть, конечно, можно… Вот все остальное – куда девать? Я к тому, что «проникновенные страницы» как ни крути, а все равно – мужские, простите за пошлость. И «знание дела» у меня поэтому – специфическое, какое и положено мне от природы. То есть я особенно не маскируюсь, как десантник, прыгая на «вражескую» территорию, – все равно, если поймают, непременно «раскусят». И остается надеяться, что мои фантазии будут и дальше забавлять оригинальных женщин. «Кто это там?» – «А это неуловимый Грошек!» – «А почему он „неуловимый“?» – «Да кому он… Пусть бегает!»

Вдобавок разделение литературы по половым признакам – на женскую и мужскую – сродни прозаическому онанизму. Мол, читаем порознь и заняты собой индивидуально. К тому же литературный онанизм – неблагодарное для писателя занятие. Вырожденческое.

Какие еще псевдонимы хотелось бы опробовать на себе?

Гомер, Лев Толстой, Умберто Эко, Джованни Боккаччо, Джон Фаулз, Петроний Арбитр… Жаль только, что они заняты…

Если серьезно, то все, что будет опубликовано, – будет опубликовано под именем Иржи Грошек. Во всяком случае, в ближайшее время я не собираюсь штамповать книжную серию под псевдонимом «Дед Мазай и Зайцы». (Все имена и совпадения в данном случае – совершенно случайны.) Другое дело, когда меня разобьет маразм и импотенция – одновременно. Тогда у меня будут оправдательные причины… Что же касается нынешних книг Иржи Грошека, то могу лишь процитировать Понтия Пилата: «Что я написал, то и написал!»

Книги Иржи Грошека выпускались известным издательством в расчете на то, что обожающий яркую, остроумную интеллектуальную и в то же время легкую прозу читатель наконец-то обретет своего писателя… Оправдались ли надежды Иржи Грошека (про издательство уже не спрашиваю) на своего читателя?