– Ты чего застыла, Грейс? – Джек с улыбкой кивает на мое вино. Я смотрю на него в оцепенении. Он поднимает бокал: – Давай с тобой выпьем за Милли и ее переезд к нам, – и, оглядев присутствующих, прибавляет: – Кстати, почему бы нам всем за нее не выпить?

– Отличная идея! – Адам тоже поднимает бокал. – За Милли!

– За Милли! – звучит нестройный хор голосов, а я тем временем пытаюсь побороть нарастающую панику. Почувствовав пытливый взгляд Эстер, поспешно поднимаю бокал; надеюсь, она не заметит, как дрожит моя рука.

– Тогда, чтоб два раза не вставать, – произносит Адам, – следующий тост, – гости смотрят на него с любопытством. – За Диану, которая ждет ребенка! Братика или сестричку для Эмили и Джаспера!

– Это просто превосходная новость! – восклицает Эстер, пока над столом разносятся поздравления. – Правда, Грейс?

К своему ужасу, я начинаю рыдать.

Повисает напряженное молчание. При мысли о том, как накажет меня Джек за потерю самоконтроля, я реву еще сильней. Отчаянно пытаюсь остановить поток слез, но без толку. Сгорая от стыда, поднимаюсь со стула; Диана пытается меня успокоить, но я ее почти не замечаю. Чувствую чьи-то руки – конечно, это Джек, а что ему остается? Он обнимает меня и, прижав к себе мою голову, шепчет что-то убаюкивающее. Вот так у нас с ним все могло бы быть; и я же не сомневалась, что так оно и будет! Тело сотрясает новая волна рыданий. Все это уже слишком, и я впервые чувствую, что готова сдаться. Готова умереть, потому что больше не вижу свет в конце тоннеля.

– Я больше так не могу, – громко всхлипываю я. Пусть все слышат, мне все равно.

– Я знаю, – приговаривает он, – знаю. – На долю секунды мне кажется, будто он признает, что зашел слишком далеко, и я даже начинаю верить, что теперь все наконец-то наладится. – Думаю, мы должны им объяснить. Согласна? – Он обводит всех взглядом и объявляет: – На прошлой неделе у Грейс был выкидыш. К несчастью, уже не первый.

Общие возгласы изумления. На секунду-другую воцаряется тишина. Затем все наперебой начинают говорить пониженными голосами, выражая свои соболезнования. И хотя их теплые, сочувственные слова относятся к придуманному выкидышу, мне становится легче и удается взять себя в руки.

– Прости, – бормочу я в плечо Джека в надежде смягчить гнев, который на меня потом обрушится.

– Ну что за глупости! – Диана поглаживает меня по плечу. – Тебе стоило сказать нам. Ужасно, что Адам так бесцеремонно объявил о моей беременности!

– Я больше не могу. – Я по-прежнему обращаюсь только к Джеку.

– Нужно принять это. Тогда будет легче.

– Мы можем не впутывать в это Милли? – отчаянно спрашиваю я.

– Боюсь, что нет, – отвечает он серьезно.

– Не говорите Милли! Зачем ей это знать? – изумляется Эстер.

– Конечно, нечего ее расстраивать! – нахмурившись, подхватывает Диана.

– Да, вы правы. – Джек поворачивается к ним. – Нет смысла рассказывать Милли о выкидыше. А теперь будет лучше, если я отвезу Грейс домой. Эстер, я надеюсь, ты не рассердишься, что мы вот так срываем вечеринку?

– Нет-нет, все в порядке, – поспешно возражаю я: здесь безопасно, и я не хочу уезжать; я знаю, что ждет меня дома. Освобождаюсь из объятий Джека, с ужасом отмечая, что мне было приятно. – Мне уже лучше, правда. Я хочу остаться.

– Замечательно! Я очень рада, Грейс. Садись, пожалуйста, – смущенно смотрит на меня Эстер. Стало быть, хотела уколоть меня своей репликой. А теперь, когда я разрыдалась, чувствует себя виноватой за то, что ткнула меня носом в беременность Дианы. – Извини меня, – тихо прибавляет она, когда я снова сажусь за стол. – Я очень тебе сочувствую.

– Ничего страшного. Давай не будем об этом.

За кофе, понимая, как глупо было потерять над собой контроль, я лезу из кожи вон, чтобы хоть как-то реабилитироваться и не лишиться возможности увидеть завтра Милли. Нежно поглядывая на Джека, объясняю присутствующим причины своего срыва: ужасно сознавать, что ты не в состоянии дать любимому человеку то, чего он хочет больше всего на свете, – ребенка. Когда мы встаем из-за стола, собираясь уходить, уже ясно, что все восхищаются тем, как быстро и мужественно я оправилась. Кажется, Эстер я теперь нравлюсь больше. Это хорошо – пусть даже причина в мнимом несовершенстве моей матки.

Обратная дорога отрезвляет. В машине Джек сурово молчит – значит, мне придется заплатить за оплошность по полной программе, несмотря на то что я там всех очаровала. Неужели я не увижу завтра Милли? Это будет уже слишком. По щекам беззвучно катятся слезы; какая же я стала слабая… Вот мы и дома. Джек отпирает дверь, и мы заходим.

– Знаешь, у меня никогда раньше не было сомнений насчет того, кто я, – задумчиво произносит он, снимая с меня пальто. – Но сегодня, когда я тебя обнимал, а все вокруг бормотали сочувственные слова, я на долю секунды почувствовал, что значит быть нормальным.

– Ты еще можешь стать нормальным, Джек! Можешь, если захочешь! Я уверена, что тебе можно помочь!

– Дело в том, Грейс, – продолжает он, усмехнувшись моему порыву, – что мне не нужна помощь. Мне нравится быть таким, какой я есть. Даже очень. А через семьдесят пять дней, когда к нам присоединится Милли, моему счастью вообще не будет предела. Жаль, что завтра мы к ней не едем. Я уже соскучился.

– Джек, пожалуйста!

– Не могу же я закрыть глаза на твою вопиющую несдержанность. Хочешь увидеть Милли завтра? Тогда ты знаешь, что должна сделать.

– Может, тебя просто бесит, что я не попалась в твою жалкую ловушку? – огрызаюсь я, понимая, что он специально расстроил меня за ужином, упомянув о переезде Милли.

– Жалкую ловушку?

– Именно. Жалкую. Не смог придумать ничего лучше, кроме как закрасить слова в книжке?

– Ты и правда становишься чересчур сообразительной, – цедит он. – Так что, как ни крути, а наказать тебя нужно.

Я обессиленно мотаю головой:

– Я не могу. С меня хватит. Я серьезно, Джек. Достаточно!

– А мне недостаточно. Совсем недостаточно. Я еще, можно сказать, даже не начал. Видишь ли, чем ближе я к своей мечте, тем меньше у меня терпения. И сейчас я на пределе. Устал ждать, когда Милли наконец к нам переедет.

– Может, опять слетаем в Таиланд? – поспешно предлагаю я, испугавшись, что он хочет привезти Милли раньше, чем планировалось. – Тебе станет лучше. Мы там с января не были.

– Я не могу – у меня дело Томазина на носу.

– Но когда мы заберем Милли, ты тем более не сможешь уехать! – парирую я. Милли нужно оставаться в школе как можно дольше: там она в безопасности.

– Когда мы заберем Милли, я уже не захочу уезжать, поверь мне! – отзывается он, бросив на меня насмешливый взгляд. – Давай, шевелись.

Меня так трясет, что я еле передвигаюсь. Подхожу к лестнице и заношу ногу над первой ступенькой.