А комедия с обручением? Вот уж и вправду комедия! Как я раньше не понимала? Какое обручение в наши дни? Кому нужен этот пустячный обряд? Какая ты дура, Мария. Одноклассникам рассказать — помрут со смеху. Размечталась, расфантазировалась. Обручение. Ха-ха! Еще кольца показывал. Вот актер. Страдать по такому человеку? Нет! Завтра начну новую жизнь. Встану пораньше, зарядку сделаю. Хорошо бы у Нины Петровны то сочинение забрать. Может, еще не читала. Девицы глупой сочинение не поддается объяснению. Скажу, что пошутила.

Сейчас половина двенадцатого. Я в постели. Все растолковала себе, но утра боюсь. Наверное, дождик опять. Наверное, серое небо. Тоска.

Неделя с того дня, как он не пришел. В школе писали контрольную по алгебре. Седьмым уроком было военное дело. Из школы домой не пошла, отправилась в переулки. До Герцена добрела. Вот консерватория, тут увидела его в первый раз. Смотрела афиши. «Римские виртуозы». Хорошо бы попасть. Не заметила, как дошла до Пушкинской площади, спустилась в метро. Неделю назад стояла здесь два часа. Надо справить маленький юбилей. Эх, Пушкинская! Станция роковая. Сначала я не пришла, потом он. И ты, мой любимый поэт, что глядишь безучастно? Разве не видишь, как горько мне, безысходно? Так тяжело, так тяжело, мой Пушкин. А ты стоишь на холодном мраморе, и бронзовый взгляд твой направлен вдаль. Куда он направлен? В Болдино, в золотые леса, в глубину России? Или в совсем недалекое Подмосковье? Быть может, ты видишь Черную дачу, и сосны, и можжевеловый куст, и трепетные лоскутки дельфиниума, и красный закат, и наши темные силуэты? Пушкин, мой Пушкин, зачем они облекли тебя в этот мрамор и бронзу, зачем водворили холодного, неживого среди белых колонн и ярких светильников. Помню, читала о дне похорон. Гроб поставили на краю могилы, взяли молотки, и очевидец сказал: «Пушкина заколотили...» Господи! Заколотили Пушкина. Какие слова...

20.30. Дома паника. Дедушка ждал меня, чтобы ехать на исторический факультет, но не дождался и поехал один. В какой-то кружок, квадратик, кубик.

— Забыла, — сказала я.

— Да что же это творится! — Тетя Туся всплеснула руками.

Мама сурово:

— Где ты была?

— На площади.

— ?...

— Любовалась фонтаном.

— Объясни.

И я объяснила. Существует тест. Вопросы одни, а значение им придается иное. В каком виде представляете воду? Море, река, озеро? Я отвечала, фонтан. Оказывается, речь шла о любви. Значит, любовь представляется мне фонтаном. Да, мама, по этому тесту. С тех пор я люблю глазеть на фонтаны. Фонтан не просто извержение воды. Это взрыв чувств. По известному тесту.

— Что ты мелешь? — спросила мама.

— Я с некоторых пор изучаю любовь. По фонтанам.

— Какая любовь? Тебе рано об этом думать. Школу сначала кончи, в институт поступи.

— Получи диплом, заверши аспирантуру, поезжай за границу, — продолжила я.

— Немедленно убирайся в свою комнату! — сказала мама. — Я с тобой поговорю.

— Хорошо, мама.

Я удалилась к себе. Мама вошла следом:

— Что мне с тобой делать, Маша?

— Мама, а тебе не кажется, что ты всю жизнь любишь другого? — спросила я.

— Что? — Она побледнела.

— Живешь с папой, а любишь другого. Всю жизнь.

— Ты с ума сошла, — пробормотала она и вышла.

Я слышала, как быстрым и легким шагом своим она убегает по коридору, повторяя со всхлипом: «Маша с ума сошла...»

1.30. Не сплю. Аня ко мне приходила. Залезла в постель, стала обнимать и спрашивать: «Маш, ты чего?» Я заплакала. Она заплакала тоже, ударяла меня острым кулачком, приговаривала: «Старшая сестра, старшая сестра...» Я вытерла ей глаза, поцеловала. Еле спровадила. Дневник мой, дневник, можно ли так терзаться?..

Разговор с дедушкой. Показал новые книги от господина Брунинка, одну подарил.

— Так, так. А что же наши «этюды»?

Я принесла блокнот. Он полистал.

— Хорошо, почитаю.

Лучше бы не читал ты, дедушка. Там у меня аккуратно выписаны самые известные места из Тургенева, Гоголя. Например, «чуден Днепр при тихой погоде...». В конце концов, и это полезно. Я переписывала, изучала стиль, старалась не делать ошибок. Почерк вырабатывала, в конце концов. Благодаря этому начинанию я перечитала кое-что из «Записок охотника» и многое из третьего тома Собрания сочинений Николая Васильевича Гоголя. Есть и две фразы из Пушкина. «Я приближался к месту своего назначения» и «Гости съезжались на дачу». Весьма короткие, изящные сочинения.

— А что же с нашим кружком? — спросил дедушка. — Быть может, ты передумала поступать?

— Нет, — пробормотала я.

— Надо работать, — сказал он.

Еще говорил о чем-то. Прямо не распекал. Мое «поведение» ему известно, но он выжидает, хочет понять, в чем дело. Дедушка очень умен.

Читаю, перечитываю дневник. Это история наших отношений. Что же было меж нами? Тут есть загадки. Когда сказала, что собираюсь поступать в университет, он усмехнулся. «В университет? Скажете, что еще на исторический факультет». — «Как вы догадались?» — спросила я. «На исторический факультет — это прекрасно!» — сказал он язвительно. А в самом деле, как догадался? И рассказы о ней. Со мной много сходного. «Девушка живет в большой дружной семье...» Да, видно, многое повторяется в жизни.

С утра позвал меня дедушка. Вручил блокнот.

— Благодарю. Ты хорошо изучила стиль классиков. Не отличишь.

Я промолчала. В глазах его мелькнула боль.

— Иди.

Какая я все-таки дрянь! Ломаю комедию. На ближних все вымещаю. Только папа спокоен, пишет свою диссертацию. Просил меня сверить цитаты из Пушкина. Сидела, сверяла. После обеда пойдем в кино.

...20.10. Смотрели в «Повторном» «Андрея Рублева». Ужасно мрачно. Вот она, наша история. Совсем не такая, какую проходим в школе. И где же правда, в картине или учебнике? Я после фильма взялась за «Историю Нидерландской революции». Интересно дедушка пишет, но тоже все мрачно. Испанцы в Голландии потрошили младенцев, а гезы вырезали сердца у испанцев. И этим всем я должна заниматься. В истории столько крови! Нет, уж я лучше буду сидеть за кульманом в обыкновенном КБ.

22.30. Окончилось все так, как начиналось. И на губах осталось только малость. Да, на губах осталось. Губы его до сих пор ощущаю. Теперь я знаю, каким был тот первый поцелуй. Он был мягким и осторожным. Он упал в меня наподобие холодящего мятного шарика и блуждает внутри до сих пор. То к самым губам подкатит, то сердце тронет, и тогда оно сильно бьется. Поцелуй живет во мне сам по себе. Иногда начинает мучить и жечь, требовать повторения. Но повторить его невозможно. Я не хочу любить, не хочу. Я поняла, что это ужасно. Только к малой любви судьба благосклонна. К большой — никогда. Почему в настоящей любви не бывает благополучия? Кончается все трагично. Зачем же любить тогда? Чтобы погибнуть, как Ромео с Джульеттой? Как Глан и Гетсби, как Жюльен Сорель и Анна Каренина? Надо жить, а значит, любить не надо. Целуйтесь, флиртуйте, играйте в любовь, но гоните прочь Любовь Настоящую. Она вас погубит, отравит, сведет в могилу. Я знаю, что ничего в моей жизни больше не будет. Только это лето. А мне ведь всего шестнадцать. Вот вам большая любовь...