Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей отметился у стола распорядителя и пошел к своему месту возле арены. На площадке суетились рабочие, граблями и щеточками устраняя последние неровности, готовя арену к бою. Наконец и тут все затихло и успокоилось. Стадион гудел, как будто огромный улей, и, когда появился император, взорвался криками и шумом.
Зарт вышел к краю ложи, поднял руку и, дождавшись, когда стадион затихнет, сказал:
– Сегодня мы увидим бой между Гортусом Шанским и Андреем Монахом!
– Ур-р-р-а-а-а! Славься! – взорвался стадион.
Император дождался, когда трибуны снова стихнут, и добавил:
– Победитель получит тысячу золотых, положенную как приз, и еще тысячу от меня, за риск – бой будет проходить на боевых саблях. Так пожелаем обоим претендентам удачи! Слава смелым бойцам!
– Слава! Слава! – неистовствовали трибуны. – Слава императору! Славься на века!
Зарт обернулся к свите и негромко сказал:
– Видите, как мало нужно, чтобы завоевать любовь черни. Немного зрелищ, немного денег – и они у тебя в кармане. Еще мой дед говорил: «Внук, учись управлять чувствами черни. Они руководствуются не логикой, не разумом, лишь чувствами. Если найдется настоящий лидер, который захватит их чувства, заставит полюбить себя, – ради него они пойдут куда угодно. Но какой бы ты ни был умный, если народ тебя возненавидит – одним террором не проживешь. Твое правление скатится в череду бунтов, и страна захлебнется в крови. Зрелища – вот чего жаждет душа простолюдина. Развлечений». Ну что же, господа, приготовимся получить удовольствие от зрелища – в этом мы мало отличаемся от простолюдинов, не правда ли? – Император усмехнулся и поудобнее устроился в кресле, откидываясь на спинку и вглядываясь в выходящих на арену противников.
Андрей выбрал саблю из груды лежащих на козлах клинков. Обычный, простой клинок, без изысков и украшений. Отточенный как бритва. Его жало было холодным и тускло блестело, как будто мечтая о том, чтобы напитаться кровью и заблестеть, засверкать в солнечных лучах.
Противник уже стоял на площадке, невозмутимо глядя в пространство, вытаращив белесые, оловянные глаза. Он остался в одной безрукавке-жилетке, обнажавшей могучие, мускулистые, необычайно длинные руки. Несмотря на то что он был ниже Андрея, преимущество в росте не имело значения – длина рук компенсировала эту разницу.
Андрей оставил на себе белую свободную рубаху, застегивающуюся на запястьях. Надел свободные штаны и мягкие, удобные башмаки, чем-то похожие на индейские мокасины – специально ходили на рынок, искали такие удобные. Они хорошо стояли на земле, не скользили и не жали ноги.
Отодвинув канаты, Андрей вышел на площадку. Она чем-то напоминала боксерский ринг, только гораздо больший по размеру. Напротив площадки находилась ложа императора, и с площадки хорошо были видны лица всех, кто в этой самой ложе находился. Император, его свита, слуги – все с нетерпением и живым интересом наблюдали за теми, кто вышел биться ради их удовольствия. Андрей невольно усмехнулся: «Идущие на смерть приветствуют тебя!..» Ничего не меняется во всех мирах. В том числе и развлечения. История развивается по спирали…
Гортус увидел улыбку на лице противника, тоже усмехнулся и негромко, но отчетливо сказал:
– Рано радуешься, деревенщина. Но вообще-то мне нравится твой настрой. Эти слабаки, которых я убивал раньше, они только ныли и просили сохранить им жизнь – мол, дети, семья. Идиоты. Кстати, у тебя красивая жена. После того как ты умрешь, я с ней хорошо развлекусь. Обязательно приглашу ее в свое поместье. У меня там хватит места и для нее. Ты даже не представляешь, какое удовольствие трахать бабу, мужа которой ты не так давно убил! Вспоминаешь его тускнеющие глаза и…
Речь Гортуса прервали фанфары, и оба соперника поклонились императору в ложе, предлагая дать команду к началу боя. Тот помедлил, демонстративно нагнетая обстановку, потом встал, достал белый платочек из-за обшлага камзола и, подняв его в воздух, махнул. Трибуны забурлили, но громких криков не было – все ждали начала поединка и как будто бы боялись спугнуть противников.
Гортус так и стоял, горделиво подбоченясь и уперев саблю в землю. Потом он поднял левую руку, приветствуя стадион, и трибуны заревели в восторге. Какой бы он ни был подонок, сейчас они его обожали – ведь он дает им зрелище!
Андрей взмахнул саблей в воздухе, пожал плечами – он тоже не особенно торопился, день впереди, куда спешить? Если противник желает устроить из поединка шоу – его право. Пусть себе тешится. Андрей усмехнулся своим мыслям, потом все-таки не выдержал и сказал:
– Ты еще долго будешь комедиантствовать? Как ярмарочный паяц… вышел биться – бейся.
– Торопишься на тот свет, деревенщина? – тоже усмехнулся Гортус, и в его глазах загорелись огоньки бешенства. – Это запросто.
Без подготовки, без красивых поз и стоек, Гортус мгновенно напал на Андрея, целясь в левое плечо: Монах сразу понял, что тому хотелось поиграть, устроить представление – он вначале желал как следует ранить противника и уж затем постепенно изрубить в капусту.
Клинки встретились, выбив искры, тут же растворившиеся в солнечных лучах. Гортус нахмурился – противник не собирался сдаваться, и его скорость была не менее высокой, чем у него. Гортус был опытным бойцом, возможно – одним из самых лучших фехтовальщиков того времени. Поэтому он тут же ослабил нажим и разложил серию на несколько прощупывающих ударов.
Гортус то увеличивал силу удара, то ослаблял, пытался прощупать оборону противника уколами и финтами. Но нет, тот успевал отразить все хитрые финты и удары, крепко держа в руке саблю. В свою очередь он активно и очень, очень быстро давал ответную атаку, и, не будучи оборотнем, Гортус вряд ли бы успел парировать эти молниеносные атаки.
Бой длился уже минуты три, и Гортус понял: перед ним противник с огромными силовыми и скоростными возможностями, но гораздо менее умелый в фехтовании, чем он. Это следовало из некоторых нечеткостей в завершении атаки, в смазанности ударов. Противник был хорош в фехтовании, выше среднего уровня бойцов, но намного хуже Гортуса, обладающего высшим уровнем мастерства.
Гортус начал постепенно увеличивать темп. Серии следовали за сериями, удары слились в сверкающий вихрь. Трибуны замерли, затихли, люди раскрыли рты, понимая, что на арене совершается что-то такое, чего они не видели никогда и, возможно, больше не увидят. Силуэты противников как будто смазались, звон клинков слился в какой-то сплошной визг, стон, будто металл сабель протестовал против такого его варварского использования. Наконец трибуны вскрикнули и зашумели – первая кровь!
Андрей вздрогнул – сабля противника рассекла ему кожу на груди, оставив сильно кровоточащую рану глубиной около сантиметра и длиной сантиметров тридцать. Так-то сама по себе она была неопасна, но имела психологическое значение, да и просто – неприятно и болезненно.
Система регенерации организма тут же закрыла перерубленные сосуды и начала залечивать порез. Кровь остановилась, и о ране напоминал лишь косой разрез на рубахе, ее намокший красным подол да неприятное ощущение, когда края раны размыкались при движениях и касались ткани.