Он вытащил из-за пазухи небольшой мешочек, набитый чем-то мягким, судя по всему, табаком, и длинную курильную трубку.

– Я не курю табак, – ответил Солон.

– И я не курю. Но такой табак не грех отведать, – сказал незнакомец и принялся набивать трубку содержимым мешочка.

– Я не привык курить табак. У нас не разрешают.

– У вас не разрешают? Где же это? – спросил незнакомец, плотно затягиваясь дымом. Приятный аромат мигом наполнил и душу Солона.

– Отец не разрешает. Строгий отец.

– Но сейчас-то с тобой нет отца. Ты заблудился. И думаю, не скоро его увидишь.

Знал бы незнакомец, что Солон не видел своего отца уже более четырёх лет. И навряд ли вообще его когда-то впредь увидит. Если, конечно, Солон чудом не окажется в Акре, и там его случайно не встретит.

– Как-нибудь в следующий раз, – всё же ответил Солон.

– Понимаю тебя, – ответил незнакомец, – но ты никогда не поймёшь меня. Моя жизненная история, в отличие от твоей, длилась куда больше лет, чем ты думаешь.

Странник выглядел на возраст тридцати-тридцати двух лет, хотя голос его был чуть моложе, чем внешний вид. Было ли это только странное ощущение, или что-то значащий факт, Солон не знал.

– Подобные мне никогда не оказываются на таких дорогах, – продолжал незнакомец, планомерно покуривая свою длинную трубку.

– Где же оказываются подобные вам? – спросил Солон.

– Если я расскажу тебе, то ты просто рассмеёшься. И не поверишь мне. Никто не верил с тех пор, как я покинул свой город. В который я никогда не вернусь.

– Почему?

– Потому что это больше не мой город, Солон. Ты, наверное, ещё слишком юн, чтобы понять.

– Я молод, но я не глуп, – ответил Солон.

– Так многие говорят. Почти все, если считать только тех, кого я встретил за период своих скитаний. Почему у них никогда не вставало вопроса – правильно ли то, что они сейчас сидят рядом со мной, наравне со мной, и всем предлагаю я тот табак, что курю сам?

– А что в этом странного? – поинтересовался Солон, так как незнакомец уже полностью запутал его.

– Вот я и говорил, что не поймёшь. Скажи мне – не возникало ли у тебя никогда вопроса – заслуженно ли ты занимаешь то место, на котором сейчас находишься?

Только вот что считать за то «место, где он находится»? Судя по всему, это должна быть Академия, но… Он не в ней и потерял её.

– Порой я думаю, что я не заслуживаю своего места.

– А я тебе по-другому скажу, – промолвил незнакомец.  – То, что твое место совсем не в твоем обществе, твоём доме или в компании твоих друзей. В данный момент оно находится здесь, на этой траве. На обочине этой дороге, рядом с бродягой, курящим трубку с самым дорогим табаком в Родевиле.

– К чему это всё?

– К тому, что ты прав, – ответил странник и улыбнулся. После чего сразу стало заметно, что у того нет одного зуба. – Не заслуживаешь. Точнее не заслуживал бы, если бы я заслуживал того, чего недавно лишился.

– Я не понимаю, – сказал Солон.

– Знаю, что не понимаешь. Но скоро поймёшь. Твоё место не там, к чему привязано твоё сознание. А там, где находится тот кусок мяса, которым является твоё тело. И ты не можешь знать, что с тобой будет через несколько дней, часов, или даже минут! Этим и прекрасно то блаженное неведение, которым обладаем сейчас и ты, и я.

– Мне не особенно нравится перспектива через несколько дней оказаться в руках разбойников, сдохнуть от голода, или оказаться растерзанным зверьми.

– Тогда почему ты ещё не разорван? Судьба бережёт тебя, Солон. Она много кого бережёт, но только для того, чтобы однажды использовать в нужный момент. Меня, как видишь, она уже отберегла. И использовала.

– Не говорите так. Никогда нельзя отчаиваться настолько сильно. Отчаяние губит людей.

– Можно. Можно убить свою судьбу, но всё же закончить свой путь не зря, передав правильный огонёк надежды другому, если уж для себя я его использовать не смогу.

Но что за огонёк? Что за надежда? И что за судьба? Солону даже не хотелось спрашивать об этом у незнакомца, поскольку он знал, что тот всё равно не ответит ему. Или ответит, но настолько разплывчато, что Солон сотню раз пожалеет о том, что сделал это.

– Почему не сможете?

– Место, которое я занимал раньше, я считал незыблемым для себя. Но был глубоко не прав, потому и пытаюсь уберечь от этого каждого, кого встречаю на этой дороге. Все наши положения в этой жизни временны и неустойчивы. Они могут только прельщать своими красками, но внутри может показаться их настоящая гниль и чёрные тона.

– А оттого вы мне предлагаете отказаться от стабильного положения в обществе, обменяв его на жизнь странника и авантюриста?

– Твоя жизнь – твоя и судьба. Не моя. Я не могу тебе ничего предлагать, и тем более заставлять чего-то делать. Но могу направить на истинный путь. Попытаться наставить. Хотя какое я имею на это право? Если сейчас наше место находится рядом, на одной обочине одной и той же дороги. И нет среди нас ни неба, ни земли, ни грязи, ни князя.

Когда табак в трубе странника закончился и истлел до конца, он спрятал её обратно, туда, откуда и взял. Только сейчас Солон заметил, что левую руку незнакомца украшали два огромных перстня. Один из них был золотым, с огромным рубином посередине, а вот другой перстень был обрамлён каким-то диковинным, голубым и блестящим драгоценным камнем. Неужто и впрямь этот человек  богат? Или был богат когда-то, а сейчас на его кисти красуются лишь следы былого величия и богатства?

– Откуда же я могу знать, кто из нас земля, а кто небо? – сказал Солон.

Странник неожиданно застыл, будто бы уснул с открытыми глазами. Слегка подрагивал лишь правый уголок его верхней губы. Солон придирчиво всмотрелся в его лицо, но тут незнакомца резко передёрнулось, и он будто бы очнулся.

– А ты любишь себя, – сказал он и улыбнулся. – Но не в этом деле. Видел ли ты, юный Солон, когда-нибудь спектакль? Неважно – в обустроенном ли дорогом театре или просто на улице.

– Когда я был маленьким, на улицах Акры частенько появлялись бродячие труппы актёров. Иногда они даже привозили и гномов. Порой было так весело.

Незнакомец ещё раз улыбнулся и проговорил:

– Акра тут ни при чём. Ты видишь театр каждый день, каждую ночь, да что говорить – каждую секунду