Эту реплику высокое собрание предпочло проигнорировать, взявшись за существо вопроса. Финишный бантик на коротком споре завязал Валенчук – сперва нерешительно, но наполняясь уверенностью по ходу:

– Ну, во-первых, ханты все-таки слишком локальное явление – а мы же претендуем... Во-вторых, «Hunter» уже был, так? А самое главное – как-то странно вообще живым народом машину называть. Это как пишмашинка «Русский» – не поймешь, то ли смеяться, то ли плакать.

Все замолчали – наверное, пытаясь понять, смеяться или плакать. Когда пауза непродуктивно затянулась, я сказал:

– В развитие «ханта» идиотское, как всегда, предложение, но критериям соответствует.

– Так-так, – подбодрил Рычев.

– «Кипчак», – сказал я.

– Чушь! – сразу воскликнул Кузнецов.

– Что я и... – согласился я, но Рычев спросил:

– А критерии какие?

– Ну, во-первых, кипчаков больше нет, хотя потомков куча – Риф, помаши ручкой. Во-вторых, они от Алтая до Дуная рулили – так что не локальное явление.

– А монголы вообще... – начал Кузнецов, но я успел сказать:

– А вообще «кипчак» – это «союз».

– В смысле?

– В прямом. Перевод такой. «Qıpçaq» – «союз, объединение», от глагола «qıp» – «соединять».

– Блин, – сказал Бравин, а Кузнецов на автомате брякнул:

– Чушь, – и почти сразу добавил: – Хотя...

И застрял глазами в заоконном Вахе.

– Мне нравится, – сказал Рычев.

– Мне очень нравится, – добавил Валенчук.

Шагалов брюзгливо перечислил:

– «Чероки». «Туарег». «Кашкай». Согласен.

А я вполголоса напомнил:

– Кто бы «против».

Поднявший меч на наш союз

достоин будет худшей кары.

Булат Окуджава

Клим еще раз ткнул в столбик браслетом и тихо зарычал, потому что столбик не отозвался совсем никак. Клим отступил на шаг, внимательно осмотрел столбик со всех сторон, вертанул браслет по запястью, сказал несколько слов и снова ткнул «таблеткой» в сенсор. Экранчик на столбе зиял квадратом Малевича.

Клим пнул в основание столбика и приготовился долбануть повыше, когда сзади сказали:

– С ним не так надо. Давайте покажу.

Клим оглянулся. Показательно выступить собиралась та страшненькая рыженькая с участка сортировки – теперь она была в цветастом платьице. А в спецовочный период как раз она звонче всех хихикала над попыткой Клима в один прием отвезти в кладовку инструмент всей бригады, вернее, над закономерным итогом попытки. Впрочем, рыженькая первая и бросилась собирать брызнувшие по сторонам керны и насадки. Поэтому Клим решил отодвинуть в сторонку гордость, неприязнь к рыжим вообще и страшненьким в частности, отодвинулся сам и жестом пригласил сортировщицу к столбу.

Она принялась наглядно объяснять:

– Касаться не надо, понимаете? Просто коротко провести сверху вниз – ну, как в магазине сканер работает, видели ведь?

Она улыбчиво оглянулась на Клима, и он вспомнил, что здесь принято улыбаться в ответ и вообще играть в школу дебилов на прогулке, сделал губы бантиком – Лариска считала такую гримасу смущенной улыбкой, а когда Клим смеялся по-честному, говорила: «Опять ты людей пугаешь». Сработало: рыженькая совсем засияла и сказала:

– Ну вот, видите, вызов принят. Осталось немножко подождать.

Экранчик и впрямь отозвался мелкой синей строчкой «Вызов принят».

– И долго ждать? – спросил Клим, вовремя вспомнив про губы бантиком, так что вопрос вышел даже застенчивым.

Рыжая снисходительно прищурилась и ткнула в экранчик, где строчка как раз сменилась обратным отсчетом – со ста пятидесяти.

Ну-ну, подумал Клим, а рыжая принялась объяснять:

– Обычно не более двух минут бывает, в час пик двадцатиместки вообще подряд идут, а совсем поздно или рано до десяти минут доходит. А сейчас первая смена в основном уже разъехалась, но многие еще на работе задерживаются, поэтому челнок часто ходит. Для таких, как мы с вами. Я, например, девчонкам помогала бытовку прибирать – послезавтра уже совсем в других условиях переодеваться будете. А вы почему задержались?

Отвечать и губы держать, напомнил себе Клим и, собравшись с силами, – и это даже хорошо получилось, – сказал:

– Инструктаж проходил. Как замначбригады.

Рыжая засияла:

– Вы теперь у Поливаева заместитель? Поздравляю! А то он без зама замучился уже – как кого не назначит, тот сразу на повышение уходит. Луценко, до него еще Бравин, кажется, в той же бригаде был, еще кто-то. А, Паршев вон – он не зам был, да, но говорили, что вполне может и быть, – а он автоучасток строить удрал. Не повышение, но все равно перспективное направление. А вы слышали, ему новенький какой-то всю голову разбил, а, что я спрашиваю, вы же его не знаете, вам и неинтересно. Доболтался он, видать, – ой, языком мелет, что можно и нельзя, – хотя жалко, конечно, его. Но что-то я рассплетничалась совсем. Вам, наверное, неинтересно?

Клим сделал губы бантиком – они уже неметь начали, – и неопределенно повел руками. Рыжей этого вполне хватило.

– Ну вот, я к тому, что у вас теперь оч-чень хорошие перспективы и вообще виды на повышение... Ой, трамвайчик пришел. Садимся?

Клим кивнул и показал рукой, чтобы рыжая садилась первая. Она кокетливо улыбнулась, бедолага, отодвинула дверцу, придержала подол и ловко вделась в проем, почти не нагибаясь и не сгибая ног. Ноги, кстати, были вполне ничего, да и вообще, если сделать скидку на чалую породу, девица была вполне симпотной. Во всякой случае, работоспособной. Или это месяц без женщины так сказывался?

Рыжая развернула дальнее креслице по ходу движения, изящно уселась, повозила задом, устраиваясь, развернула кресло у дверцы, вскинула глаза и приглашающе махнула рукой. Клим к тому моменту понял, что слишком явно пялится, и успел переключиться с интерьера на экстерьер.

Трамвайчик был чуть побольше кабинки горного фуникулера или двухместной гондолки на карусели в «Луна-парке», но выглядел как что-то среднее между машинкой «Smart» и кокпитом фронтового бомбардировщика. При этом салон был если не удобнее, чем у предполагаемых прототипов, то уж точно вместительнее. Вторая пара кресел втиснулась бы без особого труда, но тогда пассажирам пришлось бы подбирать ноги и хвататься за сиденье. А конструкторы, видать, всерьез были ушиблены идеей комфорта.

Клим сгруппировался и ухнул в дверцу – удачнее, чем два последних раза, когда он упорно чиркал затылком о верхний обвод, но все равно плюхнулся в кресло с чересчур большого маха. Рыженькая, в отличие от пацанов, не заржала, а ойкнула и подхватила спинку Климова кресла, пытаясь удержать. Кресло, конечно, выровнялось само, Клим накрыл ладошку рыжей своей и сказал: