— Верно, Мирослав, — кивнул Матусевич. — Но сейчас можно и перебдеть! Кстати, после обхода жду в моей каюте, мы с Вольским и офицерами будем обсуждать завтрашний день. Корейцы дорисовали план крепости, городка и причалов.

— Да, представление надо иметь, — согласился Гусак. — Хотя, я думаю, с этими штуками, — кивнул он на кормовую пушку, — нам будет нужно лишь увидеть вражескую крепость.

Матусевич ухмыльнулся и, хлопнув Мирослава по плечу, исчез за дверью. План операции был прост как мычание — обстрел и зачистка. Свидетелей оставлять сунгарийский воевода не желал. Он и тех пленных, что были захвачены при нападении маньчжуров на его крепость, не хотел отпускать. Тогда сказалось лишь их количество да желание Соколова пополнить штат рабочего посёлка при угольной шахте на Ангаре и Нерчинского рудника. А так никто бы не ушёл живым из тех, кто видел Сунгарийск.

Утром следующего дня, когда предрассветный зябкий туман ещё клубился понад рекой, экипажи «Даура» и «Солона», позавтракав, заняли свои места, отправляясь вверх по реке. По прошествии трёх часов пути показались открытые места сведённого леса. После чего на берегу стали появляться неказистые домишки, обмазанные глиной. Причём чем дальше, тем более добротными казались редко стоящие жилища.

Крепость явилась ангарцам довольно неожиданно. Вообще её со всех сторон окружали дальние горы, причём на востоке и северо-западе они были довольно высокие. Глинобитные стены Нингуты поднимались над землёй метра на три, местами на пять, не более. Выделялись проездные ворота и несколько башенок. У речных причалов находилось до дюжины кораблей, среди них ангарцы увидели и несколько старых знакомых, что ушли от Сунгарийска вместе с пленными, теми, кого отпустили.

По пути до Нингуты экипажи канонерок видели на Сунгари и Хурге несколько кораблей, стоявших у берегов. Некоторые из них пристали близ селений, чтобы разжиться провизией. Но явно не всем это удалось: ангарцами было встречено три сожжённых местными солонами и нанайцами корабля.

— Товарищ воевода, может, корабли какие себе оставим? — обратился Ян Вольский к Матусевичу, подошедшему к носовому орудию.

— Не надобны нам эти лохани, Ян, — покачал головой Игорь. — У нас другой тип корпуса. К тому же наши корабли должны быть узнаваемы. Как будешь готов, бей по крепости, прапорщик! Твой выстрел будет сигналом остальным.

Первый фугасный снаряд, с громким треском ударивший в надвратное укрепление, поднял в воздух кучу осколков, шумно падавших вниз, и тучу пыли, поднявшуюся на добрый десяток метров. Едва всё затихло, как слаженно рявкнули две пушки «Солона». Ворота и укрепление над ними, а также часть стены были начисто сметены, рассыпавшись грудами битого материала. Теперь были заметны и обитатели как городка, так и крепости. И если первые со всех ног удирали в сторону леса, то вторые, едва заметные в дыму и пылевой завесе, сильно шатаясь, пытались выбраться из-за завалов. На уцелевших покуда стенах и башнях также были замечены фигурки воинов, посему Вольский перевёл огонь туда, показав своим выстрелом следующий участок для разрушения.

Со стен Нингуты маньчжуры успели выпустить лишь два ядра, упавшие в воду в сотне метров от канонерок. После чего ангарские корабли пошли на сближение с уничтожаемой крепостью, чтобы стрелки видели свои цели в висящей пелене пыли, которую щедро давал глинобитный материал стен. После четырёх зажигательных снарядов занялись огнём внутренние постройки крепости, зачадив густым чёрным дымом. Людей на берегу было всё меньше, да и то большей частью это были оглушённые либо раненые. Матусевич пока попридержал высадку десанта, решив полностью разрушить крепость, после чего обстрелять городок.

После того как артиллеристы выпустили ещё дюжину снарядов, Игорем была дана команда готовиться к высадке. Канонерки подошли к причалам, и две цепочки воинов, кто гремя сапогами, а кто мягко ступая в местной обуви, так похожей на лапти с онучами, потянулись к берегу. Сжимая винтовки и ружья да зорко поглядывая по сторонам, ангарцы и амурцы обходили развалины, некогда бывшие стенами Нингуты, время от времени работая штыком. Помогала десанту в отыскании затаившихся воинов четвёрка собак, привезённых из Тамбори. Всякий раз, почуяв чужого, они поднимали лай, покуда подоспевшие ангарцы не приканчивали противника.

Несмотря на столь ошеломляющую мощь напавшего на них врага, маньчжуры продолжали сражаться. Иные, даже имея серьёзное ранение, полученное от разлетающихся обломков стен и башенок нингутской крепости, пытались напасть на ангарцев. Обливаясь кровью из рассеченной кожи головы и дико визжа, один из маньчжуров, выскочив из-за полуразрушенного дома внутри крепости, успел зарубить собаку и отсечь пальцы одному из дауров, неудачно попытавшемуся принять сабельный удар цевьём ружья. Он же едва не убил раненого, когда амурец оцепенел от боли и шока, но товарищи стрелка успели застрелить маньчжура и заколоть второго, спрыгнувшего с поваленной стены. Но так сопротивлялись далеко не все — большинство из оставшихся в живых маньчжуров либо были без памяти, либо, будучи ранеными, старались уползти в сторону и надеяться на удачу. Повезло единицам.

После бойни настала очередь оружия. В крепости было найдено с десяток небольших пушечек, хотя сунгарийский воевода предполагал увидеть тут более грозные экземпляры. Для них уже было заготовлено небольшое количество железных штырьков, чтобы заклепать их запальные отверстия. А тут эдакие пукалки. Игорь скептически посмотрел на них, после чего махнул рукой:

— Грузите, может, сгодятся в переплавку. Проще, конечно, было бы их утопить к чертям, ну да ладно.

— Товарищ майор! Зачистка укреплений завершена! — доложил Мирослав.

— Отлично, капитан! — кивнул Игорь. — Приступайте к городку. Постарайтесь найти запасы продовольствия.

— Товарищ воевода! — Даур-стрелок, стоявший рядом с офицерами, обратился к Матусевичу, копируя тон и жесты Гусака: — Женщины там. Дети тоже там, не выходят, боятся! Вася сказал, убить их не надо?

— Правильно Вася сказал, — согласился Матусевич. — Пошли. Мирослав, действуй!

Ангарцы, переступая через трупы маньчжурских воинов и обходя дымящиеся завалы обломков и горящие развалины внутренних построек, подошли к чудом уцелевшему небольшому строению, больше похожему на круглую беседку. Раскрашенные резные оконца и крыша этой беседки, пристроившейся к сохранившемуся небольшому участку стены, выглядели весьма неестественными посреди всеобщего хаоса и разрушения. Перед домиком лежало с десяток воинов. Вооружённые саблями и грозными, необычного вида копьями, в отличных доспехах, они ничего не могли противопоставить слаженному залпу дауров и все до одного пали, пытаясь защитить эту постройку. С одного угла беседка уже начала гореть, а изнутри действительно доносились женские голоса и детский плач и кашлянье. Видимо, дым уже проник внутрь.

Раскрыв рывком дверные створки, отчего одна покосилась, а вторая с жалобным скрипом оторвалась, Матусевич заглянул внутрь. На него со страхом и ненавистью уставились две женщины, закутанные в чёрные одежды. А где-то под ними, в полах этой одежды ворочались плачущие дети. На полу, в луже крови, лежал старик.