После долгой борьбы Ленин все-таки получил поддержку. Брестский мирный договор был подписан.

Позорный мир упрочил положение новой власти.

«Не представляю себе подписи императора Гогенцоллерна рядом с подписью Бронштейна-Троцкого», – говорил известный журналист Яблоновский.

Но представить пришлось.

VII съезд партии, на котором был утвержден Брестский мир, назвал партию Коммунистической. В этом изменении названия – опять улыбка истории. На съезде происходило прощание с коммунистическим идеализмом.

Теперь при помощи Бреста предстояло избавиться от левых эсеров. Но это действо Ленин предпочел провести в более удобной декорации. Он решил перевести столицу в Москву.

Переезд должен был еще раз доказать, что никакого сговора с немцами нет: большевики настолько не верят им и боятся их наступления, что переносят столицу в глубь России. На самом деле Петроград с царской бюрократией, враждебной интеллигенцией, эсеровскими боевиками решили поменять на сравнительно тихую, патриархальную Москву.

Ленин и другие главные вожди поселились в Кремле. Троцкий указывал на странность: «Со средневековой стеной и золочеными куполами Кремль в качестве цитадели революции?» Но если вдуматься, это было символично. Переезд в столицу московских царей обозначил начало нового царства: революция и утопия начали умирать.

В Кавалерском корпусе напротив Потешного дворца поселились вожди, выселив прежних обитателей или отправив их в ЧК. Перестроили часы на Спасской баш не – вместо «Коль славен…» они заиграли «Интернационал». Но автомобили новых владык въезжали в Кремль через Спасскую башню под иконой с разбитым стеклом и потухшей лампадой.

Троцкий: «В моей комнате мебель из карельской березы, над камином часы с Амуром и Психеей… Мы иронически говорили Амурам и Психеям: «Не ждали нас?» Насмешливо рассказывает Троцкий, как некий Ступишин, старый кремлевский служитель, за обедом подавая им гречневую кашу в тарелках с орлами, аккуратно поворачивает тарелки, чтобы орлы смотрели в глаза едокам. Зря улыбался Троцкий. Старый лакей Ступишин, Амуры и Психеи сразу почувствовали: дождались – пришли хозяева. В эти дни родилась любимая ленинская укоризна соратникам: «Опомнитесь, батенька, мы уже не в Смольном…»

И конечно, Ленин позаботился, чтобы в Кремле рядом с ним появился еще один обитатель – верный Коба. Ему также дали кремлевскую квартиру с Амурами, Психеями и зеркалами. Но Коба знал: партийная масса мрачно следит за быстрыми вхождениями в барскую жизнь своих вождей. И, войдя в квартиру в Кремле, сказал: «К чему эта господская роскошь?» – и пнул ногой старинное зеркало.

Полетели на помойку буржуазные Амуры и Психеи.

Устроившись в Москве, Ленин занялся левыми эсерами. Четвертый съезд Советов – первый в Москве – происходил в Колонном зале. Съезд должен был ратифицировать Брестский договор, и Ленин не сомневался: здесь разгорится бой, который и вернет всю власть в руки его партии. Съезд начался с чтения послания президента США Вудро Вильсона, который выражал сочувствие русскому народу. В ответной резолюции съезд пообещал президенту скорое освобождение от ига капитала и социализм во всем мире. Поиздевавшись над Вильсоном, начали бой.

Идеолог левых эсеров Б. Камков с вечно болтающимся на боку револьвером объявил: его партия не желает разделять ответственность за постыдный Брестский мир. Он заклеймил большевиков – «приказчиков германского империализма». Ленин не отстал: он назвал левых эсеров «мыльным пузырем» и «приспешниками буржуазии». Послушный съезд (почти 800 большевиков против 284 левых эсеров), конечно же, принял резолюцию, одобряющую мир. Левым эсерам пришлось выйти из правительства.

Заканчивалась многоступенчатая расправа, когда одним врагом уничтожали другого. Все запомнит, все выучит Коба в ленинских университетах. «Учимся понемногу, учимся»…

И опять веселились большевистские лидеры, вышибив на этот раз из игры глупых левых эсеров.

Через двадцать лет большинство веселившихся будут опять сидеть в том же Колонном зале – уже подсудимыми. Здесь проведет Сталин свои процессы над старыми большевиками. Отсюда увезут их с расстрельными приговорами. Но сейчас они веселились.

Ленин понимал – эсеровские боевики так дело не оставят. Надо было спешить, пока не разъярилась деревня. Он знал, что деревня скоро станет его врагом, ибо на Питер и Москву надвигались голод и война.

Предвидение тех, кто уговаривал Ленина не брать власть, сбылось. Передышка оказалась кратковременной. На просторах России началась война, точнее, множество войн.

Все державы, сражавшиеся друг с другом в мировой войне, начали растаскивать куски погибавшей Романовской империи.

Весной 1918 года немцы оккупировали ставшую независимой Украину, устремились на юг страны, в Закавказье, где установили контроль над частью территорий Грузии, Армении и Азербайджана.

В Закавказье высадились и турки. Они захватили ряд черноморских портов, в том числе Батум – город, где Коба когда-то начинал свою революционную деятельность.

400 000 квадратных километров и 60 миллионов подданных растерзанной Великой империи оказались в руках немцев и их союзников.

Естественно, не остались наблюдателями сражавшиеся с немцами страны Антанты. В марте 1918 года английские и французские войска высадились на севере России, в Мурманске.

Ленин и Коба по прямому проводу связались с главой Мурманского Совета Алексеевым (Юрьевым). Тот объяснил, что Совет заключил соглашение с англичанами и рассказал об их обязательствах защищать Север от вторжения немцев и снабжать голодный город продовольствием.

«Англичане никогда не помогают даром, как и французы… нам кажется, что вы немножечко попались», – ответил Алексееву Коба и предложил ликвидировать соглашение. Но голодные жители стояли на своем. (Коба не забыл этого разговора – по окончании гражданской войны Алексеева расстреляют.)

1 июля уже 4000 английских, французских, американских, итальянских и сербских солдат высадились в Мурманске и начали расползаться по Северу. В августе был оккупирован Архангельск.

«Американцы, – как справедливо писал Луис Фишер, – участвовали в интервенции крайне неохотно». «Русский вопрос» мучил президента Вильсона почти год, прежде чем он согласился на американское участие. «Меня доводит до кровавого пота вопрос, что делать в России и что было бы справедливо…» – писал Вильсон 8 июля 1918 года полковнику Хаузу.

Но согласиться пришлось. И дело не только в том, что большевики узурпировали власть и заключили союз с врагами Антанты – немцами. Тревожил призрак мировой революции, к которой не уставал призывать Ленин, эта постоянная большевистская угроза ввергнуть в хаос разрушенный войной мир.

Союзникам повезло – в то время в Сибири оказалось полсотни тысяч хорошо вооруженных и обученных иностранных солдат. Это были захваченные в плен еще при Николае II чехи и словаки, подданные Австро-Венгрии, воевавшей с Россией на стороне Германии. Но чехи и словаки, чтобы не воевать с братьями-славянами, тысячами сдавались в плен русским. После Февральской революции они тотчас были освобождены. Франция, испытывавшая недостаток в солдатах, перевооружила их и готовилась переправить Чехословацкий легион на фронт, когда разразился Октябрьский переворот.