– Как там было? – прошептала я.

– Настоящий ад, – признался он, приподнявшись спиной на подушки.

Я почувствовала, что он колеблется.

– Не хочешь говорить об этом, да?

– Лучше я буду наслаждаться прекрасным моментом, – сказал он и нежно поцеловал меня в губы.

Я вспомнила о Китти и поняла, что прошло уже много времени. Как там Китти? Я почувствовала вину, что ушла так надолго.

– Наша одежда, – забеспокоилась я, – должно быть, все промокло насквозь.

Уэстри встал, уронив покрывало. Я смущенно разглядывала его красивое, сильное тело.

– Пойду заберу.

Вскоре он вернулся, держа в руках влажное, измятое платье. Я натянула его через голову, а Уэстри надевал брюки.

– Останешься ненадолго? – спросил он, проведя рукой по моим волосам.

– Хотелось бы, но нужно возвращаться. – Я хотела рассказать ему о Китти, но передумала. – Я обещала Китти, что вернусь гораздо раньше.

Уэстри кивнул и поцеловал мою руку.

Мы повернулись к окну, заслышав шорох в кустах, а потом в дверь тихо постучали.

Уэстри осторожно открыл дверь, я выглянула из-за его плеча и увидела Китти. Она в панике держалась за живот.

– Анна! – крикнула она. – Пора.

Я даже не стала задумываться, как она нас нашла. На вопросы не было времени.

– Нужно добраться до лазарета, – сказала я, подбегая к ней.

– Нет. Я не вынесу, если другие увидят меня в таком состоянии. К тому же слишком поздно. Ребенок вот-вот родится.

Уэстри оцепенел от изумления, а я помогла Китти забраться по ступенькам в бунгало. Она легла на кровать, корчась от такой боли, что страшно было смотреть. Ланса следует наказать за то, что бросил ее в таком состоянии. Я покачала головой, промокнула краешком одеяла со лба Китти пот и стала тихо молиться. Господи, помоги Китти. Дай мне сил.

Китти стонала все громче. Что-то пошло не так. Я вспомнила зловещее предостережение Титы и вздрогнула, пытаясь прогнать эти мысли из головы и собраться с силами. Я встала перед Китти, между ее ног, и помогла ей откинуться на спинку кровати. Дрожащими руками я приподняла платье, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из того, что нам в училище рассказывали про роды. Горячая вода. Щипцы. Эфир. Одеяла. Меня передернуло. У меня есть только пара рук.

Открылось кровотечение. Китти закричала.

– Китти, – сказала я, – тужься, сейчас.

Казалось, боль поглотила Китти, она ничего не слышала. Я сжала ладонь подруги.

– Китти, не уходи. Ребенок вот-вот родится, и мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, тужься. Ты должна быть сильной.

– Анна, давай помогу, – вмешался Уэстри, обретя, наконец, дар речи.

Он сел возле меня на колени. Лампа бунгало осветила загоревшую кожу. Оставалось только догадываться, что ему пришлось пережить, а теперь он вернулся – и сразу это.

Уэстри промокнул носовой платок водой из фляги и протер лоб Китти, а я продолжала с ней разговаривать. Началась новая схватка.

– Вижу головку, – сообщила я. – Осталось недолго.

Китти посмотрела на Уэстри благодарным взглядом. Он держал ее за руку и гладил по волосам. Вскоре ребенок выскользнул мне в руки.

– Девочка! – воскликнула я. – Китти, у тебя девочка.

Уэстри помог мне перерезать ножом пуповину и передал новорожденную Китти. Она прижала малышку к груди.

– Нужно их чем-то накрыть, – сказала я, заметив, что она дрожит.

Уэстри укрыл обессиленную Китти одеялом и расстегнул рубашку.

– Вот, – сказал он, – давай завернем ребенка в мою одежду.

Он осторожно закутал девочку в зеленую армейскую рубашку, рваную и перепачканную кровью после долгих недель сражений.

Позаботившись о Китти и ее ребенке, мы вышли наружу и сели на песок. Я больше не могла сдерживать эмоций.

– Не плачь, – мягко сказал Уэстри, – с ней все в порядке. Ты приняла роды лучше любого врача.

Я кивнула, утирая слезы краем рукава.

– Я думала, что у нее будет совсем другая судьба. Ланса нужно привлечь к ответственности за то, что он бросил ее в таком положении.

Уэстри смущенно кивнул:

– А ребенок? Что будет с малышкой?

– Ее заберет пара миссионеров с этого острова. Китти согласилась, но, – я указала в сторону бунгало, – я знаю, ей будет очень непросто.

– Когда она сможет встать, я отнесу ее обратно в лагерь. А ты возьмешь ребенка.

Я кивнула.

– Нужно, чтобы мы добрались до дома до восхода, без свидетелей.

Уэстри промолчал и погладил меня по голове.

– Анна, разлука с тобой была ужасной.

Мои глаза наполнились слезами.

– Я молилась за тебя каждую минуту.

– Нам пришлось тяжко. Меня спасала лишь мысль о том, что я вернусь к тебе.

Я прижалась лицом к его голой груди, она была теплая и гладкая.

– Не представляю, что бы я делала, если бы ты не вернулся. Как бы жила.

Он взял мою левую руку и дотронулся до кольца.

– Я больше не могу тебя с ним делить, – прошептал он.

– Знаю, – выдохнула я, сняла кольцо и убрала его в карман платья, – тебе и не придется. Я твоя. Целиком и полностью.

Уэстри поцеловал меня так страстно, что чувство вины перед Герардом ушло. Мы могли просидеть в обнимку до самого восхода, но из бунгало послышался плач ребенка, напомнив о том, что нам предстоял непростой путь домой.

– Нужно отвести их, – напомнила я Уэстри, нежно поцеловав его в щеку, в нос и в ладонь. Мне никогда не приходилось испытывать такой глубокой, всепоглощающей любви.

* * *

Уэстри нес Китти к базе, завернув ее в одеяло, взятое из бунгало. Это было непросто даже для такого сильного парня, как он, и когда мы добрались до лагеря, на загорелой коже Уэстри проступили капельки пота. Ребенок всю дорогу спал у меня на руках. Девчушка была очень похожа на мать. Нос точно такой, как у Китти, и высокие скулы. Интересно, у нее будут кудряшки? Я надеялась, что да.

– Мы отнесем тебя в лазарет, – сказала я Китти.

– Но, Анна, нет, я…

– Тсс, – прошептала я, – не волнуйся. Тебе нечего стыдиться.

Было пять утра, и хотя в дальнем крыле за пациентами могли присматривать несколько медсестер, вероятность встретить кого-то, кроме сестры Гильдебрандт, оставалась ничтожной.

Уэстри занес Китти внутрь. Я направила его в маленькую комнатку справа, где он осторожно опустил ее на кровать. Я положила ей на руки малышку. Они были такие милые. Китти посмотрела на меня, потом на Уэстри, провела рукой по щетине на его подбородке.