— Висса, это моя сестренка Варя. А зовем мы ее Тростинка. Видишь, какая она у нас высоконькая и тонкая, — сказала Надя, за руку подводя Варю к Виссариону. — Совсем не такая, как я, — горько усмехнувшись, добавила Надя.

Виссарион быстро встал и оказался на целую голову выше Вари. В сидячем, так сказать, сжатом состоянии, он не производил впечатление человека высокого роста.

— Здравствуйте, Варя, здравствуйте! Очень точно назвали вас Тростинкой… Но мне позвольте все-таки называть вас Варенькой. Весьма симпатично звучит Ва-ре-нь-ка. Вы согласны, Варенька? — Виссарион слегка пристукнул каблуками своих модных ботинок и в изящном поклоне чуть склонил голову. Варя обратила внимание, что Виссарион каждое слово произносил четко, раздельно, каким-то заранее поставленным голосом.

Варя покраснела под пристальным взглядом Виссариона и, почему-то внутренне протестуя против его заученного тона, небрежно, скороговоркой сказала:

— А, какое это имеет значение?! Зовите, как хотите. Мне абсолютно все равно.

Виссарион не спеша, с большим достоинством пожал Варину руку и пригласил ее присесть в кресло, стоявшее напротив качалки.

— Как, Варенька, ваше самочувствие? Привыкли уже к городским условиям? — усаживаясь на свое прежнее место в качалку, с улыбкой на губах рассматривая Варю, спросил Виссарион.

— Живут и в деревне, — стараясь не смотреть на Виссариона, сказала Варя.

— Да, конечно, живут, но, согласитесь, наш бурный двадцатый век — это век урбанизации, стремительного научно-технического прогресса… Развитие городов, их покоряющее шествие по планете, пожалуй, самая характерная черта нашей эпохи.

— Висса, извини, пожалуйста. Вы беседуйте с Варенькой, а я соберу кое-что закусить и выпить, — сказала Надя, и ее каблучки на этот раз как-то по-особому победоносно прострочили по паркету квартиры.

Минут через десять любопытства ради Надя подскочила к двери кабинета Валерия, прислушалась, о чем говорят Виссарион и Варя.

— Один американский физик, исследуя изначальную сущность ядра… — слышался все тот же четкий, поставленный голос Виссариона. «Что же она-то молчит, Варька? Дурочка, отпугнет будущего профессора своей неотесанностью», — сердясь на сестру, подумала Надя.

А Варя действительно чувствовала себя прескверно. У нее было такое ощущение, что она осиновый чурбак, а перед ней гений. Виссарион обладал странной манерой — он задавал какой-нибудь вопрос и, не получив от собеседника ответа, сам начинал отвечать на него. Он был, конечно, образованный человек, начитанный, поглотивший уйму мудрых книг, но знания, приобретенные им, еще не улеглись, и он чувствовал потребность выговориться. Варя была уже на пределе своего терпения, когда, слава богу, вошла Надя и торжественно провозгласила:

— Все на столе! Прошу заканчивать вашу милую беседу и пройти в столовую.

«Тебе бы такую милую беседу», — с раздражением подумала Варя и заспешила в свою комнатку, чтобы перевести дух от ученого разговора.

А между прочим, за столом Виссарион раскрылся с новой стороны. Он шутил, рассказывал анекдоты и на удивление аппетитно и ел, и выпивал. Ученость и лоск, которые он напускал на себя, сползли, как шкура со змей весенней порой. Он стал проще и приятнее.

Когда приехал с работы Валерий, от Вариного торта «Мичуринский», увы, остались на тарелке лишь яблочные семечки, а в бутылке из-под «Цинандали» бойко резвилась муха. Главная заслуга в этом принадлежала Виссариону, естественно, с участием сестер. Но у Валерия, к удовольствию всех, оказалась в письменном столе «заначка», как он выразился. Он прошел в свой кабинет и вернулся с бутылкой армянского коньяка. Виссарион бурно обрадовался, потер ладонью о ладонь, плотоядно пососав губы, с усмешкой воскликнул:

— Вот это подходящий нарзан!

После ужина смотрели очередной матч хоккея, передававшийся по телевидению из Москвы, и Виссарион засиделся допоздна.

А на другой день был выходной, и Виссарион снова пожаловал.

— Варенька, есть билеты в кино. Идет изумительный фильм «Развод по-итальянски». Двинулись?

Варя заколебалась. Оказаться снова в положении осинового чурбака ей не хотелось, но и упустить такой фильм она не могла. Надя, да и Валерий принялись уговаривать ее.

— Сходи, Тростинка, такие фильмы обычно больше трех дней не показывают.

И Варя пошла.

В кинотеатре было тепло и душно. Вентиляция, вероятно, не работала, а в зале в течение дня состоялось уже пять сеансов. Начинался шестой.

Виссарион зашуршал «молниями» и скинул свою куртку, посоветовав и Варе снять пальто. Почему-то именно теперь Варе припомнился тот памятный сеанс, когда Мишка Огурцов позволил себе непозволительное. Варя скатала свое пальто и, обняв сверток, намертво прижала его к груди. Но тревоги ее были напрасны.

Виссарион поворочался, покряхтел, пошуршал своим заграничным одеянием и успокоился до конца сеанса. Даже ее руку не взял. Сидел как вкопанный.

«Видимо, я ему не интересна, не нравлюсь. И хорошо, и замечательно», — решила про себя Варя. Однако чутье подсказывало, что Виссарион неравнодушен к ней. Да и Надя вчера, проводив Виссариона, с сияющим видом шепнула сестре в ухо, так, чтоб не слышал Валерий: «Ну, Тростинка, жутко ты понравилась! Висса сказал мне: «Очаровательное создание твоя сестренка!»

После сеанса Виссарион пошел провожать Варю. Она попыталась его удержать, потому что от кинотеатра до дома было полтора квартала. Виссарион настоял на своем. Взял Варю под руку и, слегка прижимаясь к ее плечу, повел ее кромкой тротуара.

Самое неожиданное произошло в подъезде. Пользуясь сумраком и тишиной позднего вечера, Виссарион закинул руки на Варины плечи, уставился в ее лицо, зашептал, вращая своими глазами:

— Варенька, вы очаровательное создание. Я рад, что судьба посылает мне величайшее счастье быть с вами… — Голос Виссариона напомнил Варе вчерашнюю беседу: поставленный, заученный тон, истертые слова, манерность позы.

«Небось не мне первой поет свою унылую песню», — пронеслось в голове Вари, и она резко отстранилась от Виссариона.

— Варенька… Варенька… Вы довольны, что мы встретились? — зашептал Виссарион, считая движение Вари обычной девичьей застенчивостью. И тут Варя такое отчубучила, что Виссарион скис, как петух, ошпаренный кипятком.

— Нет, недовольна, Виссарион, или как вас там кличут, Висса, — взволнованно, чуть даже заикаясь, сказала Варя.

— Почему? — вздрогнул Виссарион, сделав полшага в сторону.

— А потому, что люблю я Мишку Огурцова, — с искренним простодушием сказала Варя.

Виссарион переступил с ноги на ногу, в замешательстве помолчал, с язвительностью в голосе спросил:

— Крупная личность?

— Крупная, — выдохнула Варя и отвернулась.

Виссарион зашаркал модными ботинками по бетонным ступенькам, забыв об осторожности, громко хлопнул дверью.