– Она спит. У нее жар. Тревожить нельзя.

– Пенициллин еще не подействовал. Скоро ей станет лучше. Не беспокойтесь!

– Но я не могу, – он старался подавить рыдания. – Я только что нашел ее, я не могу потерять ее снова!

Обняв меня, Бенгт попросил прощения за то, что был так занят собой.

– Я так благодарен тебе. За то, что ты сделала, за твою смелость. Звезды смотрели на нас, и все могло начаться сначала. Этого я никогда не забуду.

Когда я пришла, Юдит сидела на кровати.

– Звезды… я никогда не видела ничего подобного…

Она закашлялась так сильно, что стала задыхаться.

– Скоро придет врач, – я принялась осторожно массировать ее спину, нащупывая острые позвонки под тканью ночной рубашки, а потом налила стакан воды. Она попросила подложить ей под спину подушки.

– Вы, наверное, очень устали… – начала было я.

– Оно того стоило, Сандра. Как только мы увидели друг друга, все стало ясно. Все было так просто и ясно.

Я не хотела казаться занудой и переспрашивать, что именно было ясно. Что они всегда любили друг друга? Что все годы, которые отделяли прошлое от настоящего, не имеют значения?

Юдит погладила меня по голове и посмотрела в глаза.

– Мы с тобой друг другу ближе, чем я думала… – она закашлялась, и я так и не узнала, что она хотела сказать.

На следующий день, когда мы с Бенгтом пришли в дом престарелых, Юдит была в каком-то забытьи.

– Пришли ее сыновья, – сообщила Мари. – Не стоит их беспокоить.

Бенгт побледнел и нервно сглотнул. Я видела, как ему хочется броситься в комнату Юдит, обнять ее, быть с ней. Но все оставалось по-прежнему, было мучительно и предельно ясно: он не имеет никаких прав на Юдит Кляйн. Войти в ее комнату сейчас, когда у постели сидят сыновья, – просто наглость.

– А что касается тебя, Сандра, – резко добавила Мари, – то я не передумала. Ты здесь больше не работаешь.

– Это я прекрасно знаю. Но мы с Юдит друзья, и я скоро вернусь.

Я взяла дрожащую руку Бенгта, и мы пошли к лифту.

День был пасмурный. Белый снег понемногу превращался в серую слякоть. Мы зашли в кафе, чтобы выпить по чашке горького кофе и съесть по сухой булочке. Бенгт ничего не говорил, но я видела – он понимает, что происходит. Понимала ли я? Юная, неопытная девчонка, способная лишь на необдуманные поступки, – могла ли я почувствовать, что рядом с нами умирает человек?

Мы расстались у выхода из кафе. Я обещала позвонить Бенгту из дома престарелых. Он хотел прийти туда, когда Юдит останется одна.

– Она не станет рассказывать о вас своим сыновьям, – уверяла я. – О том, что произошло, знаете только вы двое и я.

Когда я вышла из лифта, на этаже было необычайно тихо. На посту дежурного никого, коридор вымыт и безлюден. Тут открылась дверь в комнату номер пять, и оттуда вышла Мари в сопровождении врача и сиделки, которой я никогда раньше не видела. Я замерла, но Мари все же сразу заметила меня и тяжко вздохнула. Врач и сиделка направились к лифту. Дверь в комнату Юдит была закрыта. Я шагнула к ней, но Мари остановила меня.

– Там ее сыновья. Они очень взволнованы, просто в шоке. Юдит скоро умрет, Сандра.

Я высвободила руку, и Мари больше не стала удерживать меня. В комнате было душно. Сыновья сидели на краешке кровати и держали Юдит за руки. Наверное, она услышала, как я вошла – меня встретил взгляд широко раскрытых глаз.

– Мальчики, – сказала она, – оставьте нас с Сандрой наедине.

Голос звучал хрипло, и вся Юдит сильно переменилась, как будто усохла.

Сыновья встали, недоуменно глядя на меня.

– Идите, идите! – нетерпеливо повторила она.

Как только они вышли, Юдит жестом велела мне вытащить из-под кровати саквояж, а сама попыталась приподняться, опираясь на локоть, но помешал кашель. Подложив подушки ей под спину, я принялась доставать саквояж.

– Открой его! Достань фотографии Бенгта и Ребекки, и мои тоже.

Я села рядом с Юдит, держа в руках снимки.

– Они твои, Сандра. Я хочу, чтобы они были у тебя, потому что если бы… – она снова сильно закашлялась, – если бы Ребекка выросла, то была бы похожа на тебя. Может быть, она сидела бы здесь. Но вместо нее пришла ты, и я так благодарна за это. Я больше ничего не боюсь… Теперь все ясно.

Я обняла Юдит, и моей щеки коснулось лихорадочное дыхание.

– Бенгт хочет зайти к вам.

– Минутку, – ответила она. – В саквояже есть еще кое-что… посмотри, там должно быть красное… на дне…

На дне и в самом деле лежало что-то красное. Берет теплого яркого цвета.

– Возьми его, если хочешь. Я сделала его сама, в шляпной мастерской Сигне.

Я подняла берет, чтобы примерить, и из него вдруг выпал голубой конверт, на котором витиеватым почерком было написано: «Сандре».

Юдит не терпелось увидеть, как я вскрою конверт, но я не могла – он как будто жег руки.

– Юдит, пожалуйста, не умирай! – прошептала я, обнимая ее.

– Это тебе и твоему ребенку, – еле слышно ответила она.

Раздался осторожный стук в дверь, и в комнату вошли сыновья Юдит. Я поднялась, вся дрожа, под их по-прежнему недоумевающими взглядами. Юдит лежала, откинувшись на подушки и закрыв глаза. На секунду нам показалось, что ее уже нет в живых, но вот глаза снова открылись.

Сыновья обнимали Юдит и плакали.

Я стояла рядом, сжимая в руках мягкий красный берет.

Свеча в латунном подсвечнике у кровати догорела.

Сыновья Юдит обняли меня и ушли. В их глазах читался все тот же вопрос: «Кто ты? Почему ты стала так близка маме, ближе, чем мы? Кто ты?!»

Я уснула в ногах у Юдит, и никто не стал будить меня и гнать прочь. Проснувшись, я не знала, который час, но решила сразу позвонить Бенгту.

Однако он уже сидел в кресле у окна. Я встала, подошла к нему и погладила по щекам.

– Она красивая, правда? – сказал он.

И это была правда. Лицо Юдит разгладилось, стало спокойным и умиротворенным. Годы и скорби улетучились, и она вновь стала прекрасна.

В коридоре послышались шаги. Бенгт забеспокоился, как будто не имел права находиться даже рядом с мертвой Юдит. Склонившись над изголовьем кровати, он поцеловал ее в лоб и что-то шепнул на ухо, а потом вышел из комнаты.

Я медленно подошла к кровати и присела на край, зная, что сижу здесь в последний раз. Все истории рассказаны, больше Юдит не скажет ни слова.