— Нет, — покачал головой командир отряда. — Я останусь с резервом.

Де Шербрек уже показался с другой стороны крепости и быстро приближался к небольшому рыцарскому отряду.

— С обратной стороны только четыре бойницы, господин барон, — приблизившись, доложил он. — Слышно конское ржание и хрюканье. Похоже, гарнизон отвел ту сторону под скотный двор. Никаких калиток, ворот, широких окон или иных тайных лазов не видно.

— Очень хорошо, брат, — кивнул фон Регенбох. — Тогда все они находятся в нашей полной власти. Я поручаю вам вместе со второй полусотней выбить ворота и первыми войти внутрь вражеской крепости.

— Благодарю вас, господин барон! — обрадовался рыцарь и поскакал к кнехтам, устроившимся неподалеку от положенного на слеги бревна.

— Вам тоже следует возглавить свои отряды, братья, — обратился к остальным крестоносцам фон Регенбох, — и быть готовыми немедленно поддержать де Шербрека.

…Теперь защитников больше всего пугала бомбарда. Ее маленькие чугунные ядра пробивали толстые бревенчатые стены, как стальная игла протыкает ситцевую юбку — насквозь. В людской уже лежали с закрытыми глазами Важен и Гликерия, горько плакала над своей старой стряпухой Марьяна. По счастью, последние часы ливонцы стреляли куда-то в сторону, лишь изредка задевая дом. Степан даже решил, что от Куземкино к ним идет подмога, и бегал на ту сторону дома смотреть — но в чистом заснеженном поле не оказалось ни единой живой души.

Тем временем, в стане ливонцев опять зашевелились.

— Илья Анисимович, — схватился Степан за лук. — Подь сюда. Кажись, опять начинают.

Первым на склоне появился пеший рыцарь с обнаженным мечом. Не тот, что раньше — у того шлем с остроконечным лицом был, а этот носил шлем округлый, почти шарообразный. За рыцарем и чуть справа плотной толпой бежали кнехты, неся на слегах длинное толстое бревно.

— Илья Анисимович, таран! — громко заорал помощник и принялся торопливо, не считаясь с числом, одну за другой выпускать стрелы.

Так же спешно принялись опустошать колчаны и стрелки у других бойниц — но ливонцы, как заколдованные, неслись вперед, не получая ни царапины.

— Господь всемилостивый, — перекрестился купец, вытащил нательный крест и страстно его поцеловал. — Спаси, помилуй и сохрани грешных рабов твоих… Оборони… Уцелеем, часовню каменную поставлю, клянусь.

Первый ливонец слева вдруг споткнулся, упуская слегу, упал вниз. Налетев на него, упал бегущий сзади. Бревно качнулось, екнуло вниз, уткнулось концом в грунт, гулко тряхнув землю, вновь подпрыгнуло вверх, отлетая в сторону и, словно добившись желаемого, накрыло обоих упавших кнехтов, без труда раздавив кирасы.

— Есть Бог на свете, — изумленно прошептал купец, снова целуя крест.

— Лук бери, Илья Анисимович, — громко кричал Степан. — Стреляй!

Но Баженов молча смотрел на размахивающего мечом рыцаря, на снова поднимающих таран ливонцев, и ему казалось, что все это происходит не у его дома, а где-то далеко, совсем в другом мире, а он взирает на это хотя и с беспокойством, но очень, очень издалека.

— Я видел знак… Бог с нами, Степан, Бог с нами, и он любит нас. Он не даст нам погибнуть, ибо все в этом мире по воле Его и с ведома Его.

— Да стреляй же ты, черт меня побери! Илья Анисимович, ворота ведь вышибут!

Наваждение сгинуло так же внезапно, как и появилось, но теперь в душе купца появилась полная, абсолютная, непререкаемая уверенность в том, что ничего плохого случиться с ними не может, что они уцелеют — и, может быть, даже все.

Он взялся за лук, наложил на него стрелу, встал над раскрытой вниз бойницей, выглядел кнехта в коричневых портах, резко натянул тетиву. Стальной наконечник со свистом разрезал воздух и впился ливонцу в бедро. Тот неуклюже поддернул ногу, со всего размаху распластался на снегу. По нему тут же пробежали, пару раз наступив на спину, но кнехт после этого все равно приподнялся и стал отползать с общего пути. Еще одна стрела — и опять точный выстрел в ногу. Илья Анисимович не жаждал ничьей смерти. Он хотел лишь того, чтобы никто и никогда не набегал с оружием на его дом.

— Бегом, бегом, бегом!

Ворота приблизились, рубленный на конус конец бревна врезался между створок ворот. Послышался громкий хруст, и они раздались в стороны — только не сами воротины, а доски перед острием тарана.

— Отходи! Назад отходи! — стрела чиркнула по нагрудной кирасе, вторая гулко ударила в шлем, но де Шербрек не обратил на это никакого внимания. — Еще назад! А теперь побежали!

Стрела впилась в ногу кнехта, и он с воем заскакал в сторону, но таран продолжал разгоняться. Новый удар! Таран проломил сразу три доски и примерно на шаг проник за ворота.

— Назад его, назад его! Бросай!

Первым в образовавшейся пролом сунулся кнехт — ноги его резко дернулись, и он упал на живот. Ближние воины тут же оттащили его назад, перевернули. Из переносицы торчала глубоко ушедшая в голову стрела.

Крестоносец выругался, нагнулся: в проломе были видны в беспорядке набросанные жерди, колеса и колесные оси, доски, санные полозья. Вдобавок, шлем опять содрогнулся от прямого попадания стрелы — и рыцарь даже почувствовал, как холодное железо прикоснулось к его лбу. Рядом опять закричал от боли один из кнехтов — и де Шербрек принял единственно правильное, на его взгляд, решение:

— А ну, рабы, таран взяли! Назад бегом! Быстрее, быстрее!

Он еще немного постоял перед воротами, как бы ожидая вылазки врагов, ощутил еще пару сильных ударов по доспехам, а потом медленно отступил.

— Говорите, брат, — сурово встретил его у лагеря фон Регенбох.

— Ворота завалены, внутри стоят лучники, господин барон, — снял шлем рыцарь, взглянул на него сверху: две небольших вмятины от близких попаданий стрел, и одна сквозная пробоина. По счастью, наконечник в дыру не прошел, а лишь тихонько коснулся лба. Нет, пожалуй, обладателя такого шлема никто не посмеет упрекнуть в трусости, и де Шербрек продолжил более уверенным тоном: — У ворот язычники непрерывно стреляют сверху, из машикуля, и со двора. Пока мы взломаем створки и разберем завал — они перебьют половину кнехтов.

— Вы потеряли много воинов?

— Двоих задавило тараном, одного застрелили в воротах, еще пятерых сервов ранило на моих глазах, господин барон. Думаю, имеются раненые, которых я не видел.

— Хорошо, брат де Шербрек, — кивнул барон. — Я принимаю ваше мнение.

Он сделал шаг вперед и теперь смотрел на русскую крепость мимо уставшего рыцаря. Язычники неспособны устоять против истинного христианина, эта истина безусловна и опровергнута быть не может. Но только как расколоть этот выстроенный ими орешек, чтобы добраться до сладкого ядра? Положить ради взятия мелкой крепостицы половину доверенного ему отряда барон фон Регенбох тоже не хотел.

Пожалуй, впервые за все время он пожалел, что рядом с ним нет молодого командующего. Прошедший в Кельне хорошее обучение сын великого магистра помнил наизусть такое количество военных хитростей, что нередко повергал в изумление куда более опытных воинов.