– А… Амелия, может,… ты мне объяснишь, что происходит? Ты говорила, что волки не подходят к церкви, но сейчас мы на приличном расстоянии от нее. И, наверняка, находимся на территории этих существ, – вполголоса спросила я.

– Эти существа, как вы выразились, не причинят вам никого вреда. Неужели вы не видите, что волк не нападет на вас, а покорно лежит у ног? – я опустилась на колени, дрожащей рукой проводя по серой шерсти хищника, после чего он, прикрыв глаза, лизнул мне пальцы и опять завыл, но сейчас этот вой успокоил меня. Я с детства боялась диких животных, порой, когда мы проезжали через леса Понтипридда, у меня по спине проходил холодок от воя волков. И теперь, смотря, как это животное лежит у моих ног, воткнувшись мордой в юбку, я не могла сдержать смеха.

– Но, как такое возможно? Ведь волки всегда нападают на людей, тем более, ночью и в глухом лесу, – Амелия сторонилась зверя. Отойдя к столбу дерева, она что-то прошептала, только потом ответила: – Волки боятся вас, но на меня, не будь вы здесь, напали бы непременно. Идемте лучше отсюда, – не понимая такой резкой перемены настроения у няни, я пошла за ней, все еще оглядываясь на волка. Всю оставшуюся дорогу я чувствовала, как сердце трепещет лишь об одной мысли, связанной с волками. Я не могла понять, почему такое дикое и хищное животное упало мне в ноги.

Во дворец мы пришли, когда было далеко за полночь. В темных переулках царила такая тишина, что болели уши. Привратники, подозрительно осматривая каждый уголок королевской резиденции, лишь чудом не заметили нас, спрятавшихся за высокой колонной. Я боялась, что мое внезапное исчезновение, объяснение, которому, я сама не могла дать, растолкуют, как ночное свидание. А лишние слухи, которые, как бы то ни было, все равно дойдет до моих родителей, были сейчас совсем некстати. После странных предупреждений Амелии, поездка в Суффолк казалась уже не такой страшной, как раньше.

Зайдя в комнату, я увидела Мелли, сидящую на краю кровати. Девушка, без кровинки в лице, дрожащими руками гладила влажные волосы Паскуаля, которые прилипли ко лбу. Мальчик что-то бормотал, кусая губы. Я подбежала к ложу, беспокойно касаясь лба малыша. Он, как и до моего исчезновения, пылал: – Мелли, почему ты не позвала лекаря?

– Я звала, миледи, но мадам д’Аконье сказала, что я, как служанка-невольница, не имею права тревожить врачей и заботиться о таких, как я сама. Так же, она добавила, что распоряжения может отдавать лишь госпожа, которой принадлежат слуги. Простите, но у меня не было другого выхода, как вернуться к бедному мальчику. Я дала ему настойку из дикой малины и шиповника, растерла тело уксусом и наложила на лоб мокрую ткань. Температура немного спала, но минут десять– пятнадцать назад опять поднялась. Извините за дерзость, но где вы были? Вернувшись, я обнаружила, что кроме Паскуаля, метавшегося в бреду, в покоя никого нет, – растеряно щебетала служанка. Я видела, как у нее под глазами напухли отеки, как побелела кожа. Юная горничная и так была стройной, а теперь кожа стала казаться просто прозрачной и бесцветной. Мне хотелось, что бы в мою свиту входила не глупая девочка пятнадцати лет, а умудренная жизненным опытом, мудрая женщина. Мелли, кроме того, что одевала меня, укладывала волосы, приносила еду в покои, больше не на что не годилась.

– Не нужно звать лекаря, – внезапно сказала Амелия и ее глаза, еще совсем недавно казавшиеся испуганными, теперь заблестели с новой силой. Женщина прошла к другому концу комнаты и, взяв со стола какой-то бокал, опустилась на кровать. Я разглядела красную жидкость, бултыхавшуюся в посудине. Не успела я ничего сказать, как няня, приподняв голову бесчувственному Паскуалю, влила ему в рот эту странную жидкость.

– Что это? Вино?

– Нет, не вино, – отмахнулась гувернантка, проводя по лбу мальчика серебряным крестиком. Паскуаль, изогнувшись дугой, закашлял, и я с ужасом смогла разглядеть, что у него из-за рта вытекает пена, которую Амелия вытирает странным платком с изображением пятнадцатиконечной короны. И тут мне в нос ударил омерзительный запах свежей крови, а бокал показался знакомым. Нет, этого не может быть, но ведь все указывает на то, что паж выпил мою кровь…

Увидев немое удивление и испуг на моем лице, няня сделала Мелли пренебрежительный жест удалиться. Когда хрупкая фигура девушки скрылась за деревянной дверью, Амелия сказала: – Это священная кровь, которая очищает.

Стоит больному только пригубить ее, как все недуги покидают тело. При ранениях и ушибах только несколько капель способны сотворить чудо: остановить кровотечение, боль и полностью залечить рану. Умывание в этой крови способствует защитой от напастей и недоброжелателей. Словом, эта кровь – щит от зла людского. Пятнадцать капель не просто выводят болезнь из человека, но и вселяют в него отменное здоровье, – я все это слушала с открытым ртом. Как кровь могла сотворить такие чудеса?

– Но…это ведь моя кровь…

Амелия улыбнулась, загадочно поглядывая на меня: – Да, ваша. Запомните, все, что вы сегодня узнали и увидели, должно оставаться в тайне, подальше от любопытных ушей и глаз, – не говоря больше не слова, гувернантка скрылась за дверью, ведущей в комнату прислуг.

Я несколько минут сидела на краю кровати, задумчиво гладя в пустоту. Ни холод, ни начавшийся дождь, ни раскаты грома, не привлекали мое внимание. Медленно сняв платье и распустив волосы, я взобралась в постель, укрывшись меховой накидкой. Рядом спал Паскуаль, мой брат, и при виде его безмятежного лица, на котором буквально несколько минут царила гримаса боли и страдания, я немного успокоилась. Выходит, я сирота, дочь еврея, чьи предки никогда не имели прав на существования и проститутки, имя которой запятнано кровью бесчестия. Может, мой так называемый отец и жив, но теперь это не имеет никого значения. Почему все так? Родилась в борделе, жила в замке, а теперь разрываюсь между памятью о настоящих родителях и заботой приемных. В моих жилах течет кровь людей, которые опозорены на веки вечные, но мой разум принадлежит дочери графа. Нет, я обязана забыть обо все, что сегодня услышала, я должна жить так, как жила до сегодняшнего дня. Дини умерла, утонула в реке, вместо нее на свет появилась Вивиана, девушка, которая не смириться со своей горькой участью и сможет пойти наперекор судьбе!..

На удивление, я довольно быстро заснула, но даже через сон улавливала каждый звук, при любом шорохе вздрагивала. В комнате было очень тихо, лишь по стеклу тарабанил дождь, и все же меня не покидало чувство, что что-то мне мешает. Окончательно меня разбудил Паскуаль, резко перевернувшись на другую сторону. Когда кровать заскрипела, я подскочила и стала лихорадочно оглядываться по сторонам. На улице уже серел рассвет, но дождь не прекращался. Где-то скулила кошка и лаяла собака, слышались раскаты грома. Сев, я придвинула к подбородку колени, беспокойно теребя ленточки сорочки. Поняв, что уже не смогу уснуть, я встала с постели, босыми ногами пробежавшись к столу, где стоял вчерашний, нетронутый ужин. Бросив взгляд на еду, я почувствовала, как желудок сжался в комок и заурчал. Последний раз я ела позавчера. Но чувства голода совершенно не было. Подойдя к зеркалу, я тщательно осмотрела свое тело. Я всегда отличалась пышными формами и теперь даже ужаснулась, понимая, что выгляжу неважно. Почти неделю я довольствовалась лишь тем, что попадало под руку. Во время трехдневной скачки мне удавалось лишь откусить кусок хлеба и запить элем, а после того, как я увидела труп Каримни, аппетит улетучился вовсе. И теперь меня пугало то, как сильной я изменилась за несколько дней. Кожа стала бледной, с серым оттенком. Через шелк сорочки проступали ключицы, грудь казалась плоской. Лицо было худощавым, с выпирающими скулами. Я невольно улыбнулась. Возможно, такой и должна была быть леди. Ведь эталоном красоты считали женщину маленького роста, с небольшой грудью, а лучше, с ее отсутствием, с удлиненным лицом, на котором должны выделяться глаза.