Он уронил руки на столик.

— Когда я выпью глоток-другой, я буду разговаривать, — просипел он и умолк.

— А когда вы ушли из студии? — спросила Кристина-Альберта у Фей.

— В половине девятого… Он не пришел.

— А вы далеко побывали? — Гарольд спросил у Лэмбоуна.

— Далеко?!! — сказал Лэмбоун и на некоторое время онемел. Затем заговорил голосом, который словно терялся в огромных пространствах. — Спрашивали у полицейских про маленького человека без шляпы. Вдоль и поперек Лондона. Вперед и вперед — от одного полицейского к другому. Она такая решительная девица. Да смилуется Бог над мужчиной, который завоюет ее любовь! Ни единая живая душа его не видела. Но я еще не в силах говорить…

Гарольд нежно почесал подбородок длинными артистичными пальцами.

— Не исключено, — сказа он медленно, — что он зашел куда-нибудь и купил себе шляпу.

— Ну, конечно, он должен был приобрести шляпу, — сказала Фей.

— Ни ей, ни мне не пришло в голову, что он мог поступить так разумно.

— И мы не догадались заходить в шляпные магазины, — сказала Кристина-Альберта.

— Счастье, что нет, — сказал Лэмбоун, обернувшись, чтобы приветствовать бутерброды. — Это было бы последней соломинкой.

— Долгое время мы шли по следу другого мужчины без шляпы, — сказала Кристина-Альберта. — Нагнали его на Эссекс-роуд, после того как пропетляли за ним по всей Пентонвиль-роуд. Но он оказался просто вегетарианцем в сандалиях и с бородой. И еще нам сказали про мужчину без шляпы возле «Британии», но снова пустышка. Оказалось, он просто вышел из дома купить жареной рыбы с тележки на Камден-Таун-Хай-стрит.

— Поразительно, как мгновенно собирается толпа, — сказал Лэмбоун, пережевывая бутерброд. — И как она навязывает свою помощь. Нас буквально погнали вверх по лестнице за этим любителем жареной рыбы, который показался мне крайне драчливым и склонным к подозрительности типом. Толпа настаивала, что нам нужен именно он, а ему как будто совершенно не нужным было быть нужным. Не снизойди на меня озарение, могло бы случиться что-нибудь крайне скверное. Но я сказал просто: «Нет, это не тот джентльмен, а другой с той же фамилией».

— Но что он сказал?

— «Поберегись-ка», — сказал он. — Но как бы то ни было, толпу это ублаготворило, и мы легко убрались оттуда в автобусе, который довез нас до станции на Портленд-роуд.

Прибыло шампанское в ведерке со льдом.

— Почти не остыло, сэр, — сказал официант, трогая бутылку.

— Сейчас не время для разборчивости, — сказал Лэмбоун, беря третий бутерброд. — Вы ничего не едите, Кристина-Альберта. Но я настаиваю, чтобы вы выпили по крайней мере один бокал.

Кристина-Альберта отпила глоток и машинально надкусила бутерброд.

— Интересно, увидим ли мы его еще когда-нибудь, — сказал Гарольд. — Лондон такой обширный. Такой обширный! Впрочем, я всегда испытываю это чувство, когда кто-то куда-то отправляется. Для того, чтобы куда-то отправиться, необходимо невероятное мужество. Лондон наверняка набит заблудившимися прохожими. Я отчаянно боялся Лондона, пока не обнаружил метро. Меня преследовало ощущение, что боковые улочки засосут меня неведомо куда. И я вечно буду сворачивать за угол на одну улицу длиннее другой. Мне даже снилась последняя из этих улиц — бесконечная. А теперь я чуть занервничаю — и сразу спрашиваю, как пройти к ближайшей станции метро. И все тип-топ.

— Все-таки он мог уже вернуться в студию, — сказала Фей.

Пол Лэмбоун с редкой скоростью добрался до своего четвертого бутерброда и третьего бокала шампанского, после чего продолжал насыщаться уже не так торопливо.

— Я разочарован, — сказал он, — что не подумал, что он может купить шляпу. Это подрывает все мои умозаключения. Видите ли, я сосредоточился на происходящем внутри его головы и совершенно забыл об изменениях, которые она может претерпеть снаружи. А ведь человек с его аккуратностью и уважением к приличиям — приобретенным за долгие годы размеренной и упорядоченной жизни — купил бы себе шляпу практически машинально… И, значит, мы могли пройти совсем рядом и не заметить его.

— Я бы его узнала, — сказала Кристина-Альберта.

— Но до тех пор, пока этот пентонвильский субъект не увлек нас по ложному следу, я был убежден, что мы его нагоняем. Видите ли, Кристина-Альберта настояла, чтобы я наводил справки у каждого полицейского, которого мы увидим, — даже у задерганных, раздраженных, резких вплоть до грубости полицейских, которые дирижируют уличным движением, — но маршрут выбрал я, построил маршрут на моих выводах. Видите, ли, мой дорогой Ватсон, — он чуть улыбнулся с утомленным самоодобрением в сторону Крама, — главное в подобном случае — это поставить себя на место вашего человека, думать его мыслями, а не собственными. Вот, что я пытался — насколько позволяла одышка — внушить Кристине-Альберте. Все ведь достаточно просто. Перед вами человек, убежденный — так красиво, так завидно убежденный, — что он властелин мира, пока еще неведомый, неузнанный, но накануне полного своего признания. Пойдет ли такой человек по улице, точно обычный прохожий? Нет и нет! Он будет взволнован, радостно возбужден, устремлен ввысь. Отлично. Он пойдет вверх по холму, а не вниз. Он будет выбирать широкие, а не узкие улицы и идти ближе к середине.

— Его не сбил автомобиль! — горячо воскликнула Кристина-Альберта.

— Нет-нет. Уличного движения он будет избегать. Ведь тогда ему пришлось бы суетиться в ущерб своему достоинству. Его должны привлекать открытые пространства. Высокие здания, яркие огни, любые людские скопления будут мощно его притягивать. Следовательно, он наверняка от арки Адмиралтейства пересек по диагонали Трафальгарскую площадь в направлении манящей величавости «Колизея»… Вам ясен мой метод?

Но он не стал дожидаться, чтобы Крам ответил.

— И чем больше я думаю о нашем пропавшем друге, тем больше восхищения и зависти он мне внушает. Какие мы ползучие твари! Вполне удовлетворяемся положением подданных, ячеек, единиц, пешек, капель воды и песчинок в запутаннейшем, бессмысленном нагромождении человеческих дел. Он воспаряет надо всем этим. И парит над всем этим сейчас. Одним великолепным жестом он отвергает свою заурядность и неполноценность. Мир — его! Какое в этом величие! Где бы он сейчас ни был, какая бы судьба его ни постигла, он счастливец. А мы сидим здесь, мы сидим здесь и пьем… я заказываю еще бутылку, Гарольд, и требую, чтобы вы с миссис Крам отодвинули это теплое, липкое пиво, и присоединились ко мне… Официант! Да, еще одну, пожалуйста… так мы сидим здесь среди этого теснящегося дымящего сборища (вы только поглядите на них!), а он строит планы спасения мира, которому мы дали дегенерировать, и возносит свою царственную волю к Богу. Божественнейшая экзальтация! Предположим, мы все могли бы ощутить…

— Я думаю, — перебила Кристина-Альберта, — нам следует обзвонить больницы. Я как-то не подумала, что он мог попасть под автомобиль. Он всегда был на перекрестках чуть неосторожен.